С открытым забралом

— Думаю. Но это первый залп. Так и передай вашим. «Ваши» — «наши». И с тобой хочу поговорить прямо: какого черта ты пристал к этой банде? Неужели не видишь всей их гнили? Или тебе авторитета Ильича недостаточно? Вот ты как-то говорил, что любишь Фрунзе. Мы оба его любим. Это кристалл ленинской чистоты. Так вот мы с Фрунзе решили: вызвать тебя на свой товарищеский суд, чтоб объяснил нам, откуда в тебе этот микроб фракционности. В партии не должно быть деления на салоны и салончики: мы единомышленники, а не лебедь, рак и щука. Троцкистские щуки затягивают тебя в омут.

Бубнов сперва стоял насупившись, потом криво улыбнулся.

— Ну хорошо, — сказал он. — Ты убежден, что в ЦК у нас полный порядок?

— ЦК сейчас слишком разноголосит, в ЦК нет твердого большинства по важнейшим вопросам современной жизни. Нужен ЦК, выражающий мнение большинства членов партии, более единый и в силу этого более активный и более работоспособный. Нужен сугубо ленинский ЦК, Центральный Комитет единомышленников, без оппозиционеров, фракционеров, без Крестинского, Преображенского, Серебрякова, без Троцкого, во всяком случае.

— Очень прямо сказано.

— По-другому нельзя. Надо очистить партию от некоммунистических элементов. Иначе будем бить растопыренными пальцами.

По всей видимости, разговор произвел на Бубнова впечатление. С того времени они стали встречаться все чаще и чаще, и разговоры были доверительные.

На съезде Советов Куйбышева неожиданно для него самого выбрали кандидатом в члены ВЦИК. Но это еще не значило, что ему не нужно было возвращаться в Бухару. Опустевший чемодан набил агитационной литературой и готовился к отъезду.

Но его вызвали в Центральный Комитет. Ильич слегка обнял его, сказал:

— Профсоюзы ослаблены организационно. Мы решил откомандировать вас в распоряжение Всероссийского Центрального Совета Профессиональных Союзов. Я читал вашу статью «Цекамания», желаю успехов!

Все было так неожиданно. Бубнов подсмеивался:

— Не надо было браться за оружие. Сам вызвал из волшебного кувшина духа профсоюзов — вот и отдувайся. Одним словом, выходишь на одну линию огня с Троцким, «рабочей оппозицией», «децистами», «буферщиками» и прочая. Не боишься, что заклюют?

— Кто заклюет? Эти попугайчики Каутского? Знаешь, как у Суворова: «Русские прусских всегда бивали»?

— Ну бог помочь. Считай, я с тобой!..

Это было сказано так естественно, что Валериан Владимирович почувствовал, как сжалось горло от волнения. Он взял руку Бубнова. Снова друзья, товарищи, снова в одном ленинском строю...

Жизнь Куйбышева вошла в новую полосу. В нем всегда была одна особенность: побывав во многих жизненных перипетиях — в тюрьмах, в ссылках, на фронте, где приходится иметь самый тесный контакт с многотысячными массами, — он привык чувствовать себя всюду хозяином положения. Все эти шляпниковы, киселевы, кутузовы, гольцманы, окопавшиеся в ВЦСПС, не были для него авторитетом в профсоюзной работе, так как всячески разваливали ее, натравливали профсоюзы на партию, а следовательно, приносили вред Советскому государству.

Куйбышева они встретили враждебно. Он уже успел зарекомендовать себя как твердый ленинец и ярый противник Троцкого. Но Валериана Владимировича не смутил холодный прием. Они, его противники, для него прямо-таки не существовали, советоваться с ними, дискуссировать он не собирался, а стал наводить порядок, как это делаешь в помещении, где побывала разнузданная ватага хулиганов.

Для него все было ясно: он попал на новый фронт, где силой, приказом ничего не добьешься. А враги его — плохая трудовая дисциплина, массовое дезертирство с этого трудового фронта, мешочники, разруха.

Валериан Владимирович возглавил экономический отдел. Самой трудной проблемой было топливо. Все замерзло, застыло. Из-за нехватки топлива закрывались фабрики, заводы. Все текстильные фабрики Петрограда закрылись до весны, намечалась остановка еще ста двадцати двух. Замирает жизнь на железных дорогах. Нужно срочно организовать вывозку дров из глубинки, немедленно выяснить, чем занимается загадочный губкомтруддезертир, продумать систему выдвижения администраторов из рабочих... Всех проблем не перечислить. Беспрестанно звонит телефон в его кабинете...

Кадровый вопрос. Очень сложный вопрос. Вопрос вопросов. Учет и распределение рабочей силы.

Куйбышев почти физически ощущал, как растет нагрузка на его плечи. Главным, разумеется, был все же топливный кризис. Недавно Ильич сказал:

— Несомненно, что до окончания сплава мы из топливного кризиса не выйдем.

Продовольственный кризис, транспортный, топливный... Не много ли кризисов для Республики, разбившей всех своих врагов? Из Сибири подвоза хлеба нет, так как поднявшие мятеж кулаки перерезали железнодорожную линию.

Не сумели правильно распределить хлебные ресурсы, ничего не оставили на черный день. То же самое получилось с топливом. Движение на ряде железнодорожных линий прекращено постановлением Совета Труда и Обороны. Тридцать одна железнодорожная линия мертва.