С открытым забралом

В книге «Что делать?» Ленин говорил об особой политической партии, которая могла бы противостоять всем старым партиям, созданным имущими классами. Эта партия, вооруженная передовой революционной теорией, будет выполнять роль передового борца. «Вопрос стоит только так: буржуазная или социалистическая идеология, — читал Куйбышев. — Середины тут нет... Поэтому всякое умаление социалистической идеологии, всякое отстранение от нее означает тем самым усиление идеологии буржуазной».

Середины тут нет... Или — или. И когда такие, как Слонимцев, пытаются скрестить буржуазную идеологию с социалистической, они тем самым предают рабочих...

На конференции они крепко схватились. Ведь Валериан в пух и прах разбил меньшевистскую идею «рабочего съезда». И какой восторг охватил Валериана, когда делегаты приветствовали его стоя. А он, по сути, лишь повторил ленинскую мысль:

— Дайте нам организацию революционеров — и мы перевернем Россию!

И еще:

— Мы, сторонники Ленина, будем вести борьбу против раздробленности и кустарничества в рабочем движении! Ибо у пролетариата нет иного оружия в борьбе за власть, кроме организации! Да, организация — наше главное оружие. Идея «рабочего съезда» — предательская идея....

Вот как он разделался тогда с лживыми доводами Слонимцева. И казалось: после подобной публичной отповеди Слонимцев не посмеет открыть рта.

Но Слонимцев оказался наглым и неугомонным. Они после ареста очутились в одной камере и теперь схватываются почти каждый день. А товарищи жадно прислушиваются к каждому их слову.

Слонимцеву далеко за тридцать. Он — тертый калач, лично знаком с именитыми меньшевиками Мартовым, Мартыновым, Даном и даже с самим Плехановым. Бывал в Женеве на конференции меньшевиков, которую они устроили в противовес III съезду РСДРП, где Ленин говорил о подготовке вооруженного восстания и руководстве им.

Чтобы поставить на место «шпану», «политических недорослей», «галерку», «чернь», то есть молодежь, поддерживающую Куйбышева, Слонимцев охотно рассказывал о встрече с Жоржем, то есть с Плехановым, о том, как был обласкан его женой, добрейшей Розой Марковной, и его дочерью, о том, как сам Мартов водил его, Слонимцева, по Rue de Carouge. Оказывается, они земляки с Мартовым...

До недавнего времени Слонимцев со снисходительной улыбкой встречал атаки восемнадцатилетнего Куйбышева. Но теперь он улыбается все меньше и меньше. Симпатии заключенных целиком на стороне Куйбышева. Они избрали его старостой. Слонимцев стал как бы выдыхаться.

Вчера разыгралась безобразная сцена. Слонимцев перешел на крик. Он обозвал Куйбышева «советником Ивановым» и заявил, что «дворянская косточка» никогда не вызывала у него полного доверия. Тем самым хотел сказать рабочим, сидевшим тут же на арестантских нарах: Куйбышев — потомственный дворянин, окончил кадетский корпус, и ему не стоит доверять.

Но Валериан только и ждал этого. Он укоризненно покачал головой.

— Мне очень жаль вас, Слонимцев, — сказал он почти искренне. — Я в самом деле принадлежу к дворянскому роду — и все здесь это хорошо знают. Вы мне не доверяете? Почему же в таком случае вы доверяете Георгию Валентиновичу Плеханову? Ведь он — тамбовский помещик!

Удар был неожиданным: Слонимцев смешался. Потом крикнул:

— Это недозволенный прием! Да, да, он дворянин, помещик. Но не вам чета. Он — великий марксист, и вы не смеете... У Аксельрода в Цюрихе свое кефирное заведение, но это ровным счетом ничего не значит: Аксельрод — святой человек, выдающийся марксист. Каждый волен добывать хлеб свой... И Мартов — святой человек.

— С удовольствием попил бы сейчас кефирцу, — сказал рабочий Шапошников, — но ты, Куйбышев, то бишь Касаткин, хоть и потомственный дворянин, а беднее Аксельрода: у тебя нет даже кефирного заведения.

Все расхохотались, а Слонимцев разозлился еще пуще.

— Вы идеализируете Мартова, Слонимцев, — сказал лежавший на нарах портной Абрамович. — Вы читали вот эту брошюру Л. Цедербаума? — И он показал всем книжечку в серой обложке. — Это брошюра Мартова. И, как видите, он счел нужным подписать ее своей настоящей фамилией. Почему? Потому что, окажись Мартов в России, жандармы не станут преследовать его за это сочинение. Книжечка полна грязненьких, клеветнических выпадов против Ленина. И знаете, что сказал Ильич, познакомившись с этой брошюркой? Он сказал: «Отныне — карантин. Ни в какую полемику я с Мартовым больше не вступаю». И, отбросив брошюру, вымыл руки с мылом.

Для Мартова в споре все средства хороши. Он, видите ли, изучал «Эристику» Шопенгауэра и разделяет его взгляды: в споре можно лгать, клеветать, быть нечистоплотным. Да, пожалуй, в меньшевистском болоте все лягушки одного цвета...