С носом

Женщина смотрела на меня так, что я чувствовала непрерывную жгучую неловкость. Пришлось отвести взгляд, он упал на стену с часами, вид которой, до странности будничный, вступал в диссонанс со всем остальным кухонным хипповским скарбом. Я принялась рассматривать тарелку, посреди которой из острова Кипр торчали две застывшие на месте стрелки, словно разной длины усы на одном лице. Они утверждали, что уже без десяти четыре; я совсем потеряла ощущение времени среди этих идущих не в такт часов и стрессовых ситуаций. Что-то загудело в трубе. Старик Хятиля громко постучал по полу подошвой тапка.

— Папиных денежек захотелось? — обратилась ко мне эта ужасная женщина.

Онемев, я неотрывно смотрела на женщину, которая, словно победительница, нависла над столом. Старик же по-прежнему улыбался своей внутренней улыбкой и, похоже, ничего не слышал. Во дворе о чем-то спорили малыши, а холодильник снова весь затрясся от холода, но дольше за ним наблюдать не было возможности, женщина опять завела свою шарманку, у нее, наверное, так и в дипломе было написано — профессиональная мучительница; притворившись, что не задавала своего недавнего вопроса, она ловко перевела разговор в другое русло словами: ах да, ваши вопросы, у вас, наверное, какие-то бумаги с собой, давайте продолжим. Прошло какое-то время, прежде чем ко мне вернулся дар речи, и потом, когда слова наконец начали складываться в предложения, они соскакивали с губ и падали в комнату четкими и ясными; я сказала, что дело свое знаю хорошо и при необходимости могу задавать вопросы без всяких бумаг, правда, добавила, что, конечно, бумаги можно и достать, если мадам так хочет. И с важным видом я стала перебирать содержимое сумки, но очень быстро поняла, что, кроме пары старых, смешных и смятых, бумажек, там ничего нет, все новые остались дома.

Единственный более-менее относящийся к делу предмет, который я обнаружила в своей сумке, был ежедневник, и я принялась торопливо листать его. Но не обнаружила ничего дельного. Я отчаянно шелестела листочками маленькой книжицы, из горла рвался странный безмолвный крик, руки мелко задрожали. Наконец, ничего уже не понимая, я раскрыла ежедневник на странице «Для записей», куда когда-то в полусне записала совершенно безумный вопрос, полагая, что он может пригодиться мне в сложной ситуации. Помощи от него не было никакой.

«Кто в вашей семье чаще принимает решения при покупках, связанных с автотранспортом?»

Я оторвала взгляд от календаря и уже почти улыбнулась практически стопроцентной неуместности этого вопроса в данной ситуации, но потом наткнулась на черный взгляд ужасной женщины, в котором прочитывалось страстное желание меня изничтожить, она считала меня подлой обманщицей, дурой и, наверное, даже сумасшедшей. Последняя мысль заставила меня усомниться, произнесла я вслух свой вопрос или нет, и чем дольше тянулось гнетущее молчание, тем больше я склонялась к тому, что все-таки его задала.

Я попыталась найти поддержку в лице старика, с ним ведь было так мило и хорошо, несмотря на его потусторонность и мою некомпетентность, однако надеяться, что он придет мне на выручку, было бесполезно, он лишь улыбался чему-то неизвестному и, казалось, готов был рассмеяться, но не осмеливался. Я растерянно взглянула в окно. Пялиться все время на глупую сосну не хотелось, и мне пришлось даже привстать, чтобы увидеть с высоты четвертого этажа, что делается внизу. Маленький мальчик крутил на карусели красное ведро. Когда карусель разогналась и ведро со свистом вылетело, малыш поднял руки, стал размахивать ими, бегать, прыгать и скакать так, что даже наверху ощущалось тепло его бурной радости.

Но пора было возвращаться к действительности, к столу и, прежде всего, взглянуть на эту ужасную женщину.

— Исчезни, — сказала она.

*

Я исчезла, и исчезла довольно быстро, пробормотала скомканные «до свидания», и прежде чем успела сообразить, что происходит, уже стояла на парковке перед домом, хлопая на ветру полами не застегнутого в спешке пальто. Пробираясь между сосен обратно к остановке, услышала позади звонкий, как лед, голос маленького мальчика, который кричал: смотри, мама, это тот дядя, у которого нос смешной.

Протопав почти целый километр, я все еще была не в силах думать ни о чем другом, кроме как о том, чтобы поскорее скрыться от этой страшной женщины, вышла на перекресток и, хотя дома и деревья вокруг были похожи друг на друга до полной неразличимости, я смогла-таки понять, где нахожусь. Повернула направо, ехать домой и думать обо всех этих страшных обвинениях совершенно не хотелось, надо было зайти к Ирье, забрать бумажник, перебороть страх показаться людям на глаза, после всего этого прессинга состояние было такое, что еще чуть-чуть — и я свалюсь с ног.

И в этот момент сбылось меланхоличное предсказание старика Хятиля, мне на нос упала первая холодная капля. Казалось, что-то ледяное и острое погрузилось прямо в мозг. Вдалеке весело заиграла свою призывную мелодию машина с мороженым.