С неба – в бой!

Позавчера днем, сразу после приезда в район будущих работ, он, сверившись с картой, внимательно обследовал участок, где, вероятнее всего, и следовало начинать раскопки. В крайнем северо-восточном углу пустыря, рядом с несколькими едва видными камнями, некогда являвшимися фундаментом какого-то строения, Семен обнаружил следы свежей земли – песчаные горки покрывали по периметру территорию площадью в несколько десятков квадратных метров, на которой трава росла особенно густо. Угрюмый браток Миша по кличке Сова несколько минут наблюдал за действиями Вострякова, после чего поманил его пальцем и сказал:

– Тут не надо искать! Здесь один деятель уже нашел все, что надо. Вот его тетрадь, прочитай, подумай.

Так Востряков в дополнение к карте и ксерокопии донесения лейтенанта разведроты стал обладателем трудно различимых карандашных каракулей в клеенчатой тетради с замасленными краями. Впрочем, последняя страница была написана шариковой ручкой, на редкость аккуратным почерком. Создавалось впечатление, что делал это совсем другой человек. Только внимательно приглядевшись к очертаниям букв, Востряков все-таки признал руку автора дневника – так тот, наверное, составлял какие-нибудь официальные бумаги, следя за каждым движением своего стила.

«16 апреля. Окончательно пришел к выводу, что ранец, закопанный Кругловым, находится на пустыре. Сегодня проверил еще три метра фундамента крайнего сарая. Пока все пусто. Нашел несколько осколков гончарной керамики, предположительно восемнадцатого века, и проржавевший железный серп».

«17 апреля. Вместе с Юрой обследовали южную сторону бывшего строения. Ряд камней залегает довольно глубоко, до уровня 2 метров от поверхности, а может, и глубже. Осталось пройти еще три метра. Эх, как бы сейчас помог план этих сараев! Да кто в девятнадцатом веке в сельской местности их делал!»

«18 апреля. Выкопал всего один шурф глубиной один метр. Но ничего. Чувствую, что нахожусь совсем рядом! Требуется последний штурм! Кстати, меня не оставляет мысль, что этот Круглов несомненно причастен к исчезновению третьего ящика. Хотя вообще это пока только гипотеза. Мало ли курсировало здесь в те дни всяких дезертиров? Может, это простое совпадение по времени и месту? Скоро узнаю!»

Внизу под датой «19 апреля» значилось лишь одно слово, написанное крупными буквами – «ЭВРИКА!!!!!!!!». А на следующем листе снова неразборчивым почерком шел перечень каких-то драгоценностей, озаглавленный словом «Опись»: «1. Чаша зол. с тисн. по краю, инкрустир. мелкими изумр. Предпол. возраст – 18 в.». И так далее. Всего в описи значилось 45 предметов из золота, серебра и драгоценных камней.

Востряков ничего не понял и вечером, расположившись ужинать, спросил у своих «помощников», что все это значит.

Они сидели на террасе деревенского дома в Осиновке, который, как оказалось, хозяин, постоянно проживающий в Белецке, за немалые деньги только что сдал на неограниченный срок фирме ЗАО «Инженерные изыскания». Им предоставили крепкую рубленую избу как раз с четырьмя спальными местами. Соседка временно подрядилась работать поварихой и три раза в день кормила небольшой отряд отменной деревенской едой, которую, впрочем, братки потребляли без всякого удовольствия. Поэтому утром водитель отправлялся в Васильевские Дворы или Спасское, где были большие продуктовые магазины, и привозил кучу всякой консервированной снеди. Ее бандиты поглощали по ночам, вместе с огромными дозами горячительных напитков. Вострякову не предлагали к ним присоединиться, хотя он, признаться, не очень этого и хотел.

В тот первый ужин Сова, который выдавал себя здесь за старшего, услышав вопрос Вострякова, перестал молча пережевывать картошку с салом, мельком взглянул на двух других братков и спросил:

– А ты, это… Тебе, короче, Каштан вообще про это… ничего не сказал?

– Нет, – отвечал Семен.

– Там, как я понял, нашли типа часть этого рыжья, – тяжело, будто каждое слово давалось ему с трудом, объяснил Сова.

– Что значит, часть? – начал было Востряков, но тут же понял, что лучше ничего больше об этом не спрашивать.

Больше он вопросов и не задавал. Вчера по карте определил место катастрофы немецкой автоколонны, сходил туда, побродил по берегу. Когда возвратился к дому, Сова встретил его недобрым замечанием:

– Сначала бы спросил, потом уходил. И потом, мы бы тебе все сказали. Лично все там отутюжили. Полный голяк. Ищи где-нибудь еще.

– И где же? Во дворе этого дома? – Востряков не удержался от иронии.

Сова пожал плечами и отошел в сторону. Больше они вообще не разговаривали. Но Востряков чувствовал, с какой затаенной ненавистью наблюдают за ним бандиты. Сегодня утром, разминаясь с тыльной стороны дома перед завтраком, услышал негромкий разговор через открытое окно:

– А где этот лох? Уже поковылял со своей картой?

– Хрен его знает! Не понимаю Каштана. Зачем он его вызвал? Еще под делового косит. Козлина московская! Мочить таких надо!

– Это точно!