Читаем С малых высот полностью

- Ну и попали вы в переделку, друзья. Знаете, что случилось? Вы столкнулись в воздухе с другим самолетом и упали прямо на минное поле. Просто невероятно, что вы уцелели... Правда, не все, - добавил он тихо. Штурман другого самолета вот рядом лежит. А летчик погиб...

Позже я узнал, что мы столкнулись с экипажем из отдельной эскадрильи легких ночных бомбардировщиков. Она находилась на соседнем аэродроме.

Жаль было погибшего летчика. Нелепая смерть. Он кружил над лесом, спасаясь от "мессершмиттов", и вот наскочил на нас.

Нам оказали помощь, а на следующий день отправили в полевой госпиталь. У Султанова оказался скрытый перелом ноги, мне сломало два ребра и указательный палец левой руки. Сильно ушиб я о бензобаки и колени обеих ног.

Вскоре к нам в госпиталь приехали комиссар Коротков и заместитель командира эскадрильи Голованов. Они привезли наши вещевые мешки, шинели, а также подарки, полученные от челябинских рабочих.

В моей посылке оказались две пачки папирос "Пушки", кружок копченой колбасы, бритва "Труд", пара белья, шерстяные носки и голубой шелковый кисет. По кисету было вышито бисером: "Бойцу-молодцу от Зины Н.". Теплом родного дома веяло от этого скромного подарка. Тысячи таких посылок получали фронтовики. Незнакомые люди, рабочие, колхозники, школьники, которые сами в те дни нуждались во всем, старались хоть чем-нибудь порадовать своих бойцов.

Поговорив с нами и пожелав скорого выздоровления, Коротков и Голованов уехали. А дня через три нас перевезли на эвакопункт, в Крестцы. Там всех раненых распределили по вагонам санитарного поезда. Николай Султанов упросил врача, чтобы его и меня поместили вместе.

Наконец наш поезд отправился в путь. К вечеру следующего дня мы прибыли в Бологое. На этой станции находилось еще несколько воинских эшелонов.

Примерно через час после нашего прибытия завыли сирены - воздушная тревога! Загрохотали зенитки. В небо взметнулись лучи прожекторов. Нескольким вражеским самолетам удалось прорваться к станции. Одна из бомб попала в состав с боеприпасами. Раздался сильный взрыв. Несколько вагонов с ранеными перевернулись. Наш, к счастью, уцелел. Налет длился несколько минут. Наконец все кончилось. Наш поезд немедленно покинул Бологое. Шел он без остановок. В вагоне появился старший врач. Я спросил у него, куда нас везут.

Он ответил:

- Сначала в Ярославль, а оттуда на Урал. Раненые у нас тяжелые, потому и увозим их так далеко.

- Нет, дорогой доктор, я туда не поеду! Сойду на первой же остановке.

- Это почему же? - удивился врач.

- А потому! Раз я уже хожу, значит, должен вернуться в строй.

Николай поддержал меня.

- Доктор, - спросил я, - на какой ближайшей остановке мне можно будет сойти?

- В Удомле. Там хороший госпиталь... А сейчас, мил человек, давайте я все-таки вас осмотрю.

Я снял гимнастерку. После осмотра врач постучал пальцами по моей спине и громко сказал:

- Одевайтесь, молодой человек, скоро Удомля.

Заметив, как я морщусь, надевая гимнастерку, он укоризненно покачал головой.

Минут через тридцать поезд остановился.

- Ваша станция, молодой человек. Желаю вам всего хорошего, по-отечески тепло простился со мной врач и крепко пожал руку.

Распрощавшись с Султановым, я сошел с поезда и долго махал ему вслед рукой. Потом не спеша отправился искать госпиталь, который размещался где-то на краю Удомли в здании школы. Мест там не хватало, и поэтому всех ходячих раненых вызвались приютить у себя жители.

Меня определили к тете Шуре. Там уже жил один выздоравливающий лейтенант Георгий Омадзе.

Начались томительные дни лечения. Прошло больше месяца. Я стал чувствовать себя довольно хорошо и однажды сказал врачу: хочу вернуться в полк. Он ответил, что подумает. Наконец 28 апреля меня выписали, но с условием, что я буду продолжать лечение при части. Радостный, возвращался я с врачебной комиссии. Кончилось томительное лежание на госпитальной койке. На дворе вовсю бушевала весна. Хотелось петь, прыгать, кричать.

Третьего мая 1942 года я прибыл в Лычково. Здесь узнал, что наша часть расформирована. На ее базе создана отдельная эскадрилья. А большинство летчиков переведено в 707-й ближнебомбардировочный полк. Куда пойти? Командующий ВВС 1-й ударной армии разрешил мне самому решить этот вопрос.

Вечером за мной прилетели два товарища: из эскадрильи - Николай Евтушенко, из 707-го полка - Виктор Емельянов. Подумав, решил лететь с Виктором.

Встретили меня очень тепло. Командовал полком майор Куликов, комиссаром был Коротков, секретарем партийной организации - политрук Жарков. Все свои. Кроме Емельянова здесь служили летчики Ванюков, Супонин и Сорокин, штурманы Рубан, Скляренко и многие другие друзья. Я попал в звено лейтенанта Кочетова, в первую эскадрилью.

Полковой врач капитан медицинской службы Оскар Ефимович Брудный осмотрел меня и заявил:

- Раньше чем через две недели к полетам не допущу. Отдыхай.

Как я ни доказывал, что здоров, - не помогло.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии