Подойдя к поддону, он убедился, что лежащий на нем человек с одутловатым лицом запойного пьяницы находится при смерти. Скальпель шагнул следом, обозлённый Филин повернулся и толкнул его в костистую грудь.
— Он же кончается уже! Если б я позже вернулся…
Скальпель покачал головой:
— Жив, жив.
— Жив! Еле-еле душа в теле. Так, Боцман, останься, остальные пошли вон отсюда.
Когда выскользнувший последним Гадюка прикрыл за собой дверь. Филин снова повернулся к поддону. Одноногий стонал, пуская розовые пузыри. За окном тихо стучали, стрекотали и скрипели. А в комнате шептали. Нет, не Боцман — он стоял молча. И не Филин. И уж точно не отдающий Зоне душу Одноногий. Эту часть дома наполняли призраки убитых бандой людей: они смутными силуэтами проползали под потолком, скалились из щелей, их разинутые в немом крике рты корячились в окне, из теней глядели мёртвые глаза. Сгорбленные серые фигуры толпились в углах, и кто-то совсем уж страшный, длинный, тощий, как смерть, и без кожи прятался в штабеле досок, на которых спал Скальпель, иногда ворочался там, булькал горлом и неслышно постанывал.
Боцман ежился, исподтишка оглядываясь, а Филина всё это не пугало. Наоборот, ему на обратной стороне схрона было хорошо, здесь он напитывался тёмной энергией, становился сильнее. Не меньше трети призраков составляли его жертвы — те, кого убил он лично, ещё треть была делом рук Скальпеля, оставшиеся — остальной банды.
— Ну что. Одноногий? — спросил он, склоняясь над полутрупом на поддоне. — Расскажи мне, как попасть в Логово.
На «берёзовой» половине быстро поевшие Лысый и Шрам в одинаковых позах сидели на лавке под стеной. Скальпель, сделав Жердю укол, ловко вытащил пулю и перематывал раненому бок. Недовольного Красавчика снова отправили дежурить, а Огонёк ужинал. Когда Филин с Боцманом вернулись, все подняли головы и поджигатель спросил:
— Ну что?
Боцман покачал головой:
— Кончился Одноногий. А Логово… Надо же, не ожидал. В интересном таком месте находится. То есть оно посреди Свалки, мы его тыщу раз видели, да никто не догадывался.
— Идём, — ухнул Филин, подходя к столу. — Собирайтесь.
— Прям щас? — охнул Жердь, отталкивая от себя Скальпеля. — Командир, пожалей, я ж на ногах еле стою!
Филин оглядел подручных тёмными глазами:
— Скальпель, пулю достал? Вколи ему чё-то, артефакт приложи, замотай бок. Сейчас жрём, два часа на отдых и потом в дорогу. До утра на месте надо быть, чтобы Шульга во второй раз не ушёл.
Вояка закричала: «Спасайся!» — и попыталась спрятаться за ящиками.
Растафарыч с Тимуром прыгнули в разные стороны. Летевший низко над водой вертолёт открыл огонь из крупнокалиберного пулемета, и пули буквально раздробили плот. Взлетели куски древесины, щепки и обломки ящиков. Не успев схватить рюкзак, Тимур упал в холодную грязную воду. Поплыл к берегу. Тень мелькнула, на миг заслонив небо, и унеслась прочь, оглушительный рокот стал тише. Клокочущая вода вынесла к Тимуру бревно, в которое, зажмурившись, вцепилась Вояка.
Когда вертолёт развернулся над каналом и понёсся обратно, Тимур, залепив ей оплеуху, прокричал:
— Отпусти его! Подстрелят!
Вояка зажмурилась сильнее и обхватила бревно ещё и ногами.
Лопасти огромной циркулярной пилой прорезали воздух, вертушка приближалась, задрав хвостовую штангу, пули чертили в воде глубокую борозду с рваными краями, которая неслась прямиком к бревну.
И тут оно перевернулось Воякой вниз. Тимур нырнул, а когда вынырнул, развороченное пулями бревно превратилось в груду обломков и девушка барахталась в бурлящей воде.
Увидев, как по скосу канала, оскальзываясь и съезжая, лезет Растафарыч, Тимур пихнул Вояке прыгающий по волнам бочонок и крикнул:
— Не туда! Назад летит! — Он замахал руками, когда Растафарыч обернулся. — Не успеешь! Давай в ту трубу!
Рокот вертушки нарастал. Растафарыч кивнул, с разбегу обрушился в канал и поплыл обратно. Вояка обняла бочонок, как родную маму, и Тимур стал пихать его перед собой.
— В трубу плывем!
— Буль-буль! — ответила Вояка.
На втором скосе было круглое отверстие выходящей в канал большой бетонной трубы, вроде той, где народные мстители прятали свой плот.
Вертолёт хищной птицей пронёсся низко над водой, пули взбороздили её, но все трое были уже в трубе: Растафарыч, загребая худыми руками, плыл первый, следом поднимала ногами тучу брызг Вояка, её нагонял Тимур.
— Не останавливаться! — прокричал он. — Дальше давайте!
Рокот стал тише. Световой круг, за которым виднелся другой берег канала, постепенно удалялся. Какой длины эта труба? Впереди вроде поворот, но темно, плохо видно…
Рокот снова усилился, звучал он теперь будто где-то над головой.
— Опускается, мазафака! — крикнул Растафарыч, не оборачиваясь. — Пиплы, дангер! Сейчас сюда палить начнет!
— Машка, отпусти бочонок, я стою! — заорал Тимур. — Тут дно, отпусти его, быстрее будет!