С двух берегов

Я читаю много лишнего. Я уношу домой фотокопии документов, не имеющих отношения к моей теме, и ночью перечитываю их строку за строкой. Ты спросишь, для чего я мучаю себя этими окаянными бумагами? Нужно. Не как историку, а как современнику. Они мешают планомерной работе, но помогают чувствовать себя в строю.

Я часто вспоминал наш последний разговор в Москве, и мне становилось грустно. Я все понимаю — жена, дети, дела. Я встречаюсь с ветеранами войны и Сопротивления в разных странах. У всех дети, дела. По себе знаю, как много требуют близкие люди. Но именно ради того, чтобы их снова не захватили врасплох, мы не можем позволить себе безмятежно стареть. Сколько поколений уходило на покой уверенными, что их горький опыт, пролитая кровь, перенесенные страдания предостерегут потомков от старых ошибок и новых жертв. Но не было ничего более эфемерного, чем память потомков. Гордые своей зеленой мудростью, они все трагедии минувшего считали неповторимым следствием глупости, трусости и недальновидности предков. И все начиналось сначала… С нашими детьми этого случиться не должно. Слишком велик риск. Ведь они могут стать последним поколением на земле…

9

Люба не зря сидела у телефона. Когда я вернулся из путешествия по Содлаку, она торжественно доложила:

— Звонили, Сергей Иваныч!

— Кто?

— Деловые круги.

— Какие?

— Ну чего вы на меня так смотрите? Я и записала, как вы велели: «деловые круги».

— И чего они хотят, эти круги?

— Повстречаться с вами.

— И что ты ответила?

— Сказала, что вы еще не обедавши, а после будете отдыхать, пускай часов в шесть приходят.

— Молодец, Любаша. Быть тебе секретаршей у генерала.

— А что? Может, чего не так сказала?

— Все правильно. А по-каковски ты с ними объяснялась?

— По-русски. Какой-то дяденька чисто так говорил, не хуже моего.

В этом я смог убедиться сам. Когда через несколько часов в кабинет вошла делегация «деловых кругов», статный, гвардейской выправки старик прищелкнул каблуками и очень свободно, как на родном языке, отчеканил по-русски:

— С вашего разрешения, господин комендант, представители администрации, промышленности и купечества города Содлака явились, чтобы засвидетельствовать вам свое глубокое почтение.

Представители были весьма пожилого возраста, в черных костюмах и белых манишках с твердыми воротниками. Они раскланялись и уселись только после того, как я показал на кресла, а сам занял свое место за столом. Это сборище тоже как будто вылезло из старого кинофильма, но я уже перестал удивляться и поглядывал на них без любопытства. Не удивил меня и Яромир Дюриш, одетый не так, как утром — по-простецки, а принарядившийся вровень с остальными.

— А вы кто? — спросил я у переводчика.

— Лютов, Андрей Андреевич. Бывший штабс-капитан бывшей русской армии.

— Эмигрант?

— Так точно! — ответил он с какой-го вызывающей лихостью.

Я ни разу живого белогвардейца не встречал, но продолжать с ним частный разговор в присутствии делегации счел неудобным.

— Когда кончим, вы останьтесь, а пока назовите, что за люди эти представители. А ты записывай, — приказал я Любе, которую заранее посадил сбоку, вооружив бумагой и карандашом. Так выглядело посолидней.

Лютов стал называть фамилии, прибавляя после каждой: «коммерсант», «владелец фабрики», «землевладелец», «финансист». Оказались среди них еще один ксендз, адвокат и сотрудник магистрата, ведавший коммунальным хозяйством.

— А где еще начальство из магистрата?

— Остальные сочли за благо покинуть Содлак до прихода Красной Армии, — ответил Лютов.

Когда кончилась церемония знакомства, поднялся благообразный, будто вылизанный от седой макушки до кончиков сверкавших туфель, член правления страховой компании Иоахим Хофнер. Говорил он по-немецки. Лютов переводил бегло.

— Мы хотим заверить господина коменданта, что население Содлака лояльно относится к победителям и готово выполнять все распоряжения, которые сочтет нужным издать советская комендатура. Мы ни о чем другом не мечтаем, как о твердом порядке и законности.

Я ждал, что за этим вступлением пойдет речь о практических делах, но Хофнер сел, предоставив инициативу мне. Позднее я узнал от Дюриша, что так они договорились: сначала послушать меня, распознать, какого коменданта послал им бог, а потом уж выбрать линию поведения.

— Это все приятно слышать, — сказал я. — Но вот сегодня я ходил по Содлаку и увидел много магазинов, мастерских, ресторанов, наглухо закрытых. И еще я видел бездомных и голодных людей. Считают ли господа такое положение нормальным?

Хофнер понимающе кивнул и с готовностью ответил: