С чистого листа

— У вас есть номер, по которому я мог бы связаться с вашими вышестоящими офицерами и спросить у них разрешения, Риф?

До такого уровня английского офицер не дотягивал, и ему потребовалось время, чтобы переварить услышанное. Драгоценные минуты шли, но Адам не мог рисковать; один неверный ход мог все испортить. Наконец офицер достал листок бумаги и, приложив его к машине, записал номер. Адам решил брать быка за рога.

— Мы платим по тысяче долларов в месяц, — сказал он. — Понимаю, это немного, но речь идет о небольшой роли. Как вы на это смотрите?

Когда с помощью повторений и жестов офицер понял, о чем говорит Адам, он закивал, как школьник. Его рука впервые за весь разговор отпустила пистолет. Теперь или никогда.

— Эта машина, — проговорил Адам, — вы умеете быстро на ней ездить?

Офицер кивнул.

— У вас хорошо с быстрой ездой?

Еще один кивок. И на сей раз слабая улыбка. Адам походил вокруг машины, разглядывая ее под разными углами через сложенный из пальцев «объектив».

— Вы хотеть, я садиться в машину? — спросил офицер.

У Адама замерло сердце. Он равнодушно пожал плечами.

— О’кей, — сказал он.

Дальше было просто. Офицер позировал за рулем. Адам попросил показать вид с переднего сиденья, и полицейский любезно предложил ему сесть рядом. В салоне так сильно пахло елочкой-отдушкой, что кашель, которым зашелся Адам, был притворным лишь отчасти. Как бы там ни было, офицер вскоре предложил ему воды. Адам с опаской глянул на часы. Ровно семь минут. Он поймал взгляд Игаля, ожидавшего на другой стороне улицы, и поднял стакан в знак приветствия.

Люди существуют, чтобы их использовали, понял Адам. Вовсе не обязательно иметь пистолет, чтобы получать от них, что тебе нужно. Нащупай брешь — деньги, секс, месть, гордыня, — и они твои. Целиком и полностью. Он чувствовал себя сверхчеловеком. И притом борцом за свободу, демократию, благо народа. Он чувствовал себя особенным.

12

— Жду не дождусь, когда мы поимеем Бюро, — сказал Авнери, — этих паскуд.

Они сидели в фургоне, припаркованном в тени под разбитым уличным фонарем на стоянке «Теско».

— Все они выродки, это верно, — сказал Юзи, почесывая пальцы, — но стоит ли оно того?

— Стоит чего?

— Жизни в подполье. В бегах.

— Что, хвост поджал?

— При чем тут хвост?

— Слушай, Юзи, ты уже согласился на операцию «Смена режима». Если ты собираешься меня кинуть, так и скажи. Я могу прямо сейчас умыть руки.

— Не заводись, Авнери. Конечно, я все сделаю.

— Значит, и думать забудь об этом.

— Хорошо, хорошо. Доверься мне.

— Я доверяю тебе точно так же, как ты доверяешь мне, — сказал Авнери.

Оба улыбнулись, и Юзи прочистил горло. На дворе уже стояла нудная, жаркая ночь.

— Тебе не кажется, что стоит проведать наших поляков? — спросил Юзи. — Они уже почти час как затихли.

— Что-то тебя на сантименты потянуло, — сказал Авнери. — Ну, загляни к ним, если хочется.

Юзи фыркнул и откинулся на спинку сиденья. Какое-то время он всматривался в темноту за окном. Потом вылез из машины и подошел к кузову. Как только он собрался открыть дверь, послышался голос:

— Юзи.

Опять в ухе не было зуда.

— Чего тебе надо? Я занят.

— Сейчас ночь. Мы условились разговаривать по ночам.

— Если говорить не о чем, можно и помолчать, — вполголоса сказал Юзи, настороженно оглядываясь по сторонам.

— Но нам есть о чем поговорить. Много о чем.

— Не сомневаюсь. Но сейчас я занят, о’кей? Я на операции.

— На операции? На какой операции? Ты не рассказывал мне ни о какой операции.

— Я не должен тебе обо всем рассказывать. Ты мне не мать. Это личная операция, к тебе она никакого отношения не имеет. Я с тобой когда-нибудь с ума сойду. Свихнусь.

Наступила тишина, и Юзи решил, что Коль ушел. Но потом, едва он потянулся к ручке двери, голос опять заговорил.

— Верь в себя, Юзи, — спокойно произнес он.

Юзи покачал головой и вздохнул. В боковом зеркале виднелось удивленное лицо Авнери. Тот явно не понимал, что происходит. Юзи показал жестом, что все в порядке. Потом — несмело — открыл дверь фургона.

В полумраке, словно неотесанные колоды, валялись три пленника. Тишина стояла как в склепе. У Юзи чесались пальцы, он выругался. Забравшись внутрь, он закрыл дверь и присел на корточки между свертками, подсвечивая себе зажигалкой. Несмотря на жару, по коже пробирал мороз. Юзи не мог объяснить, откуда этот ужас; в прошлом его бы такое не зацепило. Прежде чем что-то предпринимать, он прикурил от зажигалки сигарету и глубоко затянулся. Один из мужчин закашлял и глухо простонал. По меньшей мере он жив. Остальные двое лежали абсолютно тихо, как трупы.