Читаем Ржевская мясорубка. Время отваги. Задача — выжить! полностью

Да держал ли этот солдат винтовку в руках? Может, и его перед фронтом на палках учили, мы уже слышали о таком от новобранцев. Зачем он обратился к нам? Захотел исповедаться? Посоветоваться, найти ответ на раздиравшие душу сомнения? Видно, страшно показалось говорить о таком с командиром, с товарищами. Впервые в жизни я встретил религиозного человека, мне даже жалко его стало, захотелось помочь — но как? Мы же, черт возьми, все в одной упряжке, для всех нас сегодня первый фронтовой день.

Юный солдатик сильно нервничал, искал необходимые слова, стараясь получше объяснить свои переживания, моляще глядел на нас:

— Так вот, как мне быть? Я на вас надежду положил. Тятя учил: «Приедешь на войну, Маврий, учуешь доброго человека — доверься ему: мол, так и так, — и проси совета».

— Вот-вот! — сказал Юрка, похлопав его по плечу. — Держи язык за зубами, солдат, — вот мой главный совет. Поступай как знаешь, не маленький, но запомни: попадешь к фашистам — они с тобой церемониться не станут, быстро прихлопнут, не сомневайся.

Неожиданно Маврий потянулся к Юркиной руке — ну и дела! Видно, хотел поцеловать, но Юрка вовремя отстранился и сделал вид, что ничего не заметил.

Маврий стал рассказывать о своем роде:

— Папаня семью в строгости держал, так-то говорил: «Трудись сызмальства, Маврий. Не ной, ты не баба. Не болтай зазря. Не вой на тяжбы голода и холода — терпи. Крестьянская жизнь — не мед, но не изменяй ей, в нашем роду она заведена была еще дедами. Но в обиду себя не давай. Живи по-людски. Главное, веру не забывай. Без нее пропадешь!» Так-то. А у нас во взводе русских мало, почти одни турки (видимо, узбеки): молчат или молятся своему богу да изюм едят. Набрали из дома полные мешки, сами едят, а нам — по пять изюминок в день, и те считают. Злыдни, в деревне таких— под лед головой.

Я вмешался в его монолог:

— Ну нет уж, Маврий, тут ты не прав, нехорошо «под лед головой». Ты же видел: они не варили выданные продукты, ели сырыми, потому, наверно, и дорожат остатками изюма. Может, им вообще наша еда не подходит. Люди разные, и вера у них разная, но не бывает человека без доброты.

Юрка тут же отозвался:

— Я не уверен. А немец-бандит?

Маврий вопросил:

— К чему призывает турков ихний бог, станут они воевать?

Юрка усмехнулся:

— Что ж, Маврий, сам с ними не потараторил — глядишь, и среди них унюхал бы доброго человека?

— Я-то похлопотал, да без толку — не тараторят они по-нашенски и я ихней речи не разумею.

— Как же командиры учить их будут?

— Так на то толмачи пригодны.

— Я так думаю, — сказал Юрка. — На фронте, как и в деревне, жизнь не мед. Вот и будем воевать по правилам твоего отца: «Не вой. Терпи. Не изменяй». Так-то и будем верны присяге.

— Так-то правда. Ладные вы. Может, еще и встретимся. От души вам — за хлопоты да угощение.

Маврий поднялся. Два шага, и растворился в ночи.

Да, верующим всем нелегко, а узбекам во много раз труднее. Все мы всего один день на фронте, а сколько уже сложностей. Примерно через полгода во время боев за Ржев в соседней части произошел забавный случай. На переднем крае пропал с поста солдат-узбек: стоял с ружьем, а потом исчез. Подумали, что перебежал к немцам. На следующий день к вечеру он приполз живой и невредимый, в кармане записка на русском языке: «Нам такой „язык“ не нужен. Возвращаем обратно».

Ночь выдалась теплая. Мы с Юркой всегда вместе, но сегодня разговор не клеился, все мысли — о завтрашнем дне. Понимая, что это, возможно, последний наш «философический разговор», как мы называли свои беседы, я спросил:

— Как думаешь, скоро на передовую? Что мы знаем о противнике?

И сразу почувствовал, что Юрка в дурном настроении.

— Ты задал два вопроса. На первый, наверное, лучше, чем я, ответил бы тебе тараторщик, он часто общается с богом. А на второй ты сам знаешь ответ. Как учил «вонючий цитатник»: «Немцы — фашисты, убийцы, мародеры, насильники, гитлеровские головорезы…» Он политрук, ему виднее.

— Юрка, но ведь не все немцы — фашисты, у них же самая крупная компартия в Европе! Куда делись их коммунисты?

— По мне, так все их коммунисты — гады, переметнулись к Гитлеру! Кто струсил, кто-то увидел выгоду для себя, другие поверили фюреру. Не сомневаюсь, в первом же бою мы с тобой будем стрелять и в бывших коммунистов.

— Нас учили под лозунгом: «Через ненависть — к победе!» А узбеки? Что они знают о немцах? Половина, если не больше, неграмотные. Какая у них ненависть к немцам? Знают ли они вообще о Германии?

— Ты преувеличиваешь. Думаю, немало среди них и таких, кто не хочет говорить по-русски.

Он замолчал. Я прямо-таки не мог узнать Юрку.

На этом наш разговор закончился, так и не состоявшись.

Вверх-вниз

На следующее утро солдатский телеграф сообщил: ночью привезли триста курсантов из Камышловского военно-пехотного училища и семьсот новобранцев-москвичей. После завтрака нас всех построили на большой поляне. Перед распределением по батальонам командир полка обратился к солдатам:

— Я хочу знать, есть ли среди вас охотники, кузнецы, механики, шоферы, портные, сапожники, фельдшеры, повара? Только без обмана!

Перейти на страницу:

Все книги серии Война и мы. Окопная правда

Ржевская мясорубка. Время отваги. Задача — выжить!
Ржевская мясорубка. Время отваги. Задача — выжить!

«Люди механически двигаются вперед, и многие гибнут — но мы уже не принадлежим себе, нас всех захватила непонятная дикая стихия боя. Взрывы, осколки и пули разметали солдатские цепи, рвут на куски живых и мертвых. Как люди способны такое выдержать? Как уберечься в этом аду? Грохот боя заглушает отчаянные крики раненых, санитары, рискуя собой, мечутся между стеной шквального огня и жуткими этими криками; пытаясь спасти, стаскивают искалеченных, окровавленных в ближайшие воронки. В гуле и свисте снарядов мы перестаем узнавать друг друга. Побледневшие лица, сжатые губы. Кто-то плачет на ходу, и слезы, перемешанные с потом и грязью, текут по лицу, ослепляя глаза. Кто-то пытается перекреститься на бегу, с мольбой взглядывая на небо. Кто-то зовет какую-то Маруську…»Так описывает свой первый бой Борис Горбачевский, которому довелось участвовать и выжить в одном из самых кровавых сражений Великой Отечественной — летнем наступлении под Ржевом. Для него война закончилась в Чехословакии, но именно бои на Калининском фронте оставили самый сильный след в его памяти.

Борис Горбачевский , Борис Семенович Горбачевский

Биографии и Мемуары / Военная история / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное
Жизнь и смерть на Восточном фронте. Взгляд со стороны противника
Жизнь и смерть на Восточном фронте. Взгляд со стороны противника

Автора этих мемуаров можно назвать ветераном в полном смысле этого слова, несмотря на то, что ко времени окончания Второй мировой войны ему исполнился всего лишь 21 год. В звании лейтенанта Армин Шейдербауер несколько лет воевал в составе 252-й пехотной дивизии на советско-германском фронте, где был шесть раз ранен. Начиная с лета 1942 г. Шейдербауер принимал участие в нескольких оборонительных сражениях на центральном участке Восточного фронта, в районах Гжатска, Ельни и Смоленска. Уникальность для читателя представляет описание катастрофы немецкой группы армий «Центр» в Белоруссии летом 1944 г., а также последующих ожесточенных боев в Литве и Польше. В марте 1945 г., в сражении за Данциг, Шейдербауер получил тяжелое ранение и попал в госпиталь. Вместе с другими ранеными он был взят в плен вступившими в город советскими войсками, а в сентябре 1947 г. освобожден и отправлен в Австрию, на родину.

Армин Шейдербауер

Биографии и Мемуары / Проза о войне / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии