Ржевская мясорубка. Время отваги. Задача — выжить!

На следующее утро я вернулся к облюбованному вчера пеньку — моему наблюдательному пункту. Я уже знал: нашей 1-й стрелковой роты 1-го батальона 711-го стрелкового полка больше не существует. Из ста тридцати шести в строю осталось человек восемь рядовых. Остальные погибли или ранены. Погиб наш командир старший лейтенант Сухомиров. Комиссара тяжело ранило осколком — его отправили в полевой госпиталь. Из трех командиров взвода убиты двое.

Трагичной оказалась и судьба батареи «сорокапяток», в которой я так недолго прослужил. Артиллеристы катили пушки вместе с пехотой. «Юнкерсы» забросали бомбами и людей, и пушки. Многие погибли. Об этом со слезами на глазах рассказал мне — кто бы думал?! — Осип Осипович, старшина артподразделения. Раненный осколком в ягодицу, он кое-как выбрался из боя и теперь лежал на животе и жалко стонал, ожидая отправки в госпиталь.

Кто-то рассказал, что наш повар долго ждал возвращения роты, несколько раз подогревал обильный обед, заказанный нашим командиром. Прошло много времени, но никто не возвращался, и повар, поняв, что произошло, заплакал, к еде не притронулся. Зато старшина, которого так не любил Шурка, спокойно съел две порции уже остывшего супа, две порции каши и завалился спать, оглашая лес своим противным хрюкающим храпом.

Все же, видя знакомые лица, я старался узнать, как дела на передовой, взяты ли деревни. Большинство раненых на мои вопросы отвечали равнодушно, чаще вовсе отворачивались или посылали подальше. Солдат постарше все же ответил:

— Взять-то взяли. Да вот видишь, сынок, сколько нас, покалеченных.

Больше я к людям в душу не лез: понял, что им сейчас не до того.

Операционные на поляне

Углубившись в лес, я вышел на большую, почти квадратную поляну с операционными палатками. Сюда подъезжали повозки с тяжелоранеными — их осторожно выгружали санитары и бережно переносили на носилках к краям поляны, расставляя носилки по периметру в один ряд. Носилок не хватало, часть раненых перекладывали на плащ-палатки. На поляне постоянно находились дежурный врач, медсестра и санитары, они осматривали всех прибывающих. Некоторых срочно увозили на машине в полевой госпиталь, значит, им необходима сложная операция — черепная, или если у человека разворочена грудная клетка, или ранение в брюшную полость.

Круглые сутки в операционных происходило кровавое действо: резали ноги, руки, пальцы, вправляли челюсти, собирали по частям раздробленные кости, придумывали различные способы, как лучше привести в порядок лица, уши, носы, ноги, руки. Но даже здесь часто умирали, в основном от гангрены и столбняка — солдат грязный, завшивленный, а тут ранение; конечно, делали противостолбнячные уколы, но нередко оказывалось поздно. Случалось, когда кончалась консервированная кровь, донорами становились сами врачи, медсестры, санитары. Аптека медсанбата была небогата: раны, как правило, обрабатывали перекисью, йодом, риванолом, иногда — мазью Вишневского, затем накладывали повязку. Не хватало наркоза, тогда от боли спасал и опиум, в нем медики не испытывали нужды.

Я увидел, что и здесь круглые сутки идет тяжелый, не всегда победный бой со смертью, льются горькие слезы и потоки крови, разыгрываются жуткие сцены человеческих мук, здесь не бывает ложных или воображаемых страданий, здесь каждый — и герой, и страдалец.

Расскажу об одной операции, которую видел сам. Солдату нужно было срочно отрезать ногу: гангрена. Парня крепко привязали простынями к столу, дали выпить пару стаканов водки и стали пилить. В полубреду парень плакал, кричал, дергался, медбрат его удерживал, а врач все приговаривал:

— Давай, милый, кричи, кричи, матерись, коль невмоготу…

Открыв глаза, солдат задрожал — увидев рядом в корзине собственную ногу в старом носке.

— Ногу отдайте! — вдруг взмолился в отчаянии.

Он был в шоке от боли.

Я попросил разрешения помогать санитарам и весь день обходил лежащих на земле и носилках, поил водой, обмывал лица и руки, поудобнее перекладывал.

К лекарствам меня не подпускали, этим занимались сестры. В основном они кормили раненых бессмертным аспирином.

Фронтовые чудеса! Привезли очередную партию раненых. Поставили на землю носилки. Два тяжелораненых солдата оказались рядом и, поглядев друг на друга, ахнули: встретились два родных брата! Между ними состоялся такой разговор, рассмешивший лежавших рядом.

— Никак Серега?! Не помер, брат?

— Жив, жив, Иван.

— И куда ж тебя угораздило?

— В плечо немец-сволочь всадил разрывную. Не знаю, руку сберегут ли. А тебя куда?

— Засадили осколок в руку. Ты-то откуда попал сюда?

— С того света, Ваня. Всю ночь пролежал в поле, спасибо санитары под утро вытащили.

Впоследствии я поинтересовался его судьбой. Руку Сереге спасли и отправили долечиваться в полевой госпиталь.

— И я, Серега, с того света: как из худого ведра, кровушка из меня вытекла. Пожалел бог мужика — вытащили санитары. Ну как там, брат, на том свете? С кем свиделся, с кем посудачил?

— На земле веселее, Ваня. Вот братана встретил. Надо же! Какая радость для мамани: живы мы.

Дальше уже пошел настоящий спектакль.