«Это было самое ужасное видение, из всех являющихся мне до сих пор. Я не ощущала столько боли за всю свою жизнь! Мне казалось, что я чувствую всё то, что чувствует он. Камиля подвергли пыткам! Не снимая цепей, двое стражников, подняли его с пола, поддев под рёбра острыми копьями. Мой любимый изнеможенный вольфгар открыл глаза, но в них лишь мелькнула тень боли, он терпел молча. Палачи бросили его на какую-то огромную наковальню, и, привязав за руки и за ноги, с мерзкими оскалами принялись вращать подобное на жернова, колесо. … Они трощили ему кости на руках и ногах. … Не сдержавшись, Камиль бессильно отчаянно зарычал. Я чувствовала его нестерпимую боль! На моём сердце уже не было живого места, и видеть его муки, я уже была не в силах! Глаза мне застлала красная пелена, а в ушах до сих пор стоял его крик!»
***
У Уина похолодело в душе, когда он услыхал этот жуткий вопль, так неожиданно пробудивший его ото сна. На ночь он пристроился поближе к Таре, которая забилась под перевернутой лодкой. Пусть она не хотела с ним разговаривать, но так ему было спокойнее, когда он мог хотя бы видеть её рядом. И вот теперь этот крик!
Заглянув в просвет между краем подвешенной лодки и палубой, Уин заметил, как жутко извивается девушка, продолжая кричать. Молниеносные, никогда не спящие вольфгары оказались тут как тут! Грей вытащил её за ноги и в предрассветных сумерках, перед ними предстала ужасная картина: девушка была словно объята кошмаром, и кричала, будто от нечеловеческих мук, её тело извивалось, как бы уворачиваясь от этой незримой боли, но страшнее было то, что из её глаз текли кровавые слёзы. У юноши из рода человеческого затряслись руки, и отобрало дар речи, он упал возле неё на колени с немой мольбой на испуганном лице. Вольфгары застыли в изумлении. И только вечно хмурый Грей оставался собранным. Он принялся хлопать её по щекам, звать по имени, трясти за плечи, но казалось уже ничего не способно вывести её из этого состояния. Тогда Грей прижал девушку к себе, шепча ей на ухо непонятные слова древнего забытого языка.
Тара перестала содрогаться, притихла, и пошевелилась. Она обвела своим измученным и потускневшим взглядом собравшихся, но не произнесла ни слова.
– Она видела, как пытками истязают Камиля, – сдержано пояснил остальным Грей. – Не трогайте её пока. Михас принеси воды для неё и Уина.
– Люди слабы, – прошептала Намира.
– Нет, это пытки слишком страшны, – прищурившись, Грей окатил вольфгарку взглядом, в котором пылал холодный двусмысленный огонь. – Она попыталась взять на себя часть его боли. Поверьте, там умеют измываться над вольфгарами. А вот он, – Грей чуть заметно кивнул на Уина, – Он не может видеть её такой, ему по-своему невыносимо. Любовь, это самое страшное заблуждение, которое я когда-либо встречал. Люди просто очень сильно порабощаются этим чувством, и Тара им больна.
Тара вроде бы пришла в себя, но душей ещё была где-то очень далеко, её невидящий взгляд, бесцельно скользил по палубе. От предложенной воды она отказалась, но рук, вцепившихся в Грея, не разжимала.
– Я … не могла … вернуться, – еле слышно прошептала она погодя, – твой голос … вернул меня назад. … Ужасные муки. … Что плохого мы им сделали, богам этого мира?
– А что хорошего? – со свойственным ему вызовом, произнес Грей, единственный понимающий, о чем думает эта девушка. – Посредственные и никчемные, так же посредственно и никчемно существуют. А в тебе скрыта особенная сила, и эта сила хочет, чтобы ты, наконец, что-то сделала! Чтобы противостояла и боролась! Каста черных ведьм ещё как сильна, но их сила поражена гнусным злом, она яростнее. И выстоит тот, кто будет жестче драться! Я понимаю это именно так!
Тара вытерла щёку, с удивлением уставившись на испачканную в крови руку:
– Я обязательно убью ведьму, – уже тверже заявила она. – И ты вольфгар когда-нибудь изменишь своё мнение. Пошли тренироваться!
На этот раз Грей привязал её правую руку к туловищу, чтобы она могла пользоваться только левой. Тара с завидным упрямством, настырно размахивала левой рукой, ударяя кинжалом в нарисованную мишень.
– Быстрее, жестче, уверенней, – без конца повторял наблюдающий за ней Грей. Тара и сама понимала, что получается пока ещё плохо, просто ужасно, она злилась на саму себя, истязая себя этой тренировкой без жалости. До тех пор, пока не перестала ощущать собственную руку.