Рыцарь в сверкающих доспехах

Получив разрешение миссис Андерсон, Даглесс принялась за дело. Поставила вариться картофель и яйца и взялась было за торт, но решила вместо этого испечь шоколадные пирожные с пекановыми орехами. Николас сидел за большим столом, экспериментируя с упаковкой и алюминиевой фольгой, открывая и закрывая пластиковые контейнеры, пока Даглесс не объявила, что постоянное шуршание сводит ее с ума. Поэтому она поручила ему чистить картофель и яйца. Однако он отказался резать лук.

– А Леттис ты помогал готовить? – осведомилась она с невинным видом.

Вместо ответа Николас засмеялся.

Когда обед был готов, Даглесс убрала за собой – Николас помогать отказался – и сложила все в большую корзину, добавив термос с лимонадом. Николас вынес все в маленький огороженный садик, где они уселись под вязами и стали пировать.

Она рассказала о том, как прочла дневник, и когда Николас доедал курицу, осмелилась спросить о жене.

– Ты никогда не упоминаешь о ней. Говоришь только о матери и умершем брате. Рассказал даже о любимой лошади. Но ни словом не обмолвился о жене.

– А ты бы этого хотела? – бросил он почти предостерегающим тоном.

– Она так же красива, как Арабелла?

Николас подумал о Леттис. Теперь казалось, что она бесконечно от него далека. Арабелла на редкость глупа: мужчине совершенно не о чем было с ней говорить, – зато в ней горела неутолимая страсть. В Леттис не было страсти, зато мозги… мозгов хватало, чтобы безошибочно определить, что для нее всего лучше.

– Нет, она не похожа на Арабеллу.

– А на меня? – допытывалась Даглесс.

Николас представил Леттис за стряпней.

– И на тебя тоже. Что это такое?

– Нарезанные томаты, – рассеянно обронила она, явно намереваясь засыпать Николаса вопросами, но он перебил ее:

– Ты сказала, что любишь мужчину, который тебя бросил. Почему?

Даглесс немедленно ощетинилась и хотела было объяснить, что из Роберта мог бы выйти хороший муж, но неожиданно обмякла и безвольно опустила плечи.

– Эго. Мое чрезмерное самомнение. Я безгранично верила в собственные силы. Роберт твердил, что никто не любил его так сильно. Он клялся, что мать была к нему холодна, а жена – вообще фригидна. Не знаю почему, но я искренне верила, будто смогу дать всю любовь, которой ему так не хватало. Я честно пыталась. Отдавала и отдавала, и все же этого оказывалось недостаточно. Я не отступала. Продолжала делать все, что могла, но… – Она осеклась и задумчиво уставилась в небо. – Полагаю, я воображала, что в один прекрасный день он, подобно героям кино, придет ко мне и скажет: «Ты лучшая женщина в мире. Ты дала мне все, о чем я мечтал». Но этого не произошло. Роберт то и дело повторял, что я ничего ему не даю. Поэтому я, дурочка, старалась все усерднее и усерднее. Но…

– Что? – тихо спросил Николас.

Даглесс старательно изобразила улыбку.

– Но в конце концов он подарил дочери бриллиантовый браслет, а меня попросил оплатить половину счетов.

Она отвела глаза и поэтому не сразу заметила, что Николас протягивает ей кольцо. Он перестал надевать кольца, заметив, что другие мужчины их не носят. В кольце сверкал изумруд размером с прибрежную гальку.

– Это еще зачем?

– Имей я доступ к тому, что принадлежит мне, осыпал бы тебя драгоценностями.

– Ты уже подарил мне брошь, – улыбнулась она, прижав руку к сердцу. Брошь была приколота к изнанке лифчика, потому что ее необычность и явная древность, несомненно, вызвали бы вопросы. – Ты и без того дал мне слишком много. Купил одежду и… и был так добр ко мне. Знаешь, время, проведенное с тобой, самое счастливое в моей жизни. Надеюсь, ты никогда не вернешься.

Сообразив, что сказала, Даглесс охнула и прижала ладонь к губам.

– Прости. Я не хотела. Конечно, ты должен вернуться. Вернуться к своей красавице жене… и… и получить от нее наследников, которым оставишь эти чудесные поместья. Ведь тебе не придется отдавать их в казну! Но ты понимаешь, что если доктор Нолман откроет нам имя доносчика, ты можешь в эту же минуту оказаться дома? Молниеносно. Ли называет имя, и ты исчезаешь. Пуф! И тебя уже нет.

– Завтра я буду знать. Захочет он сказать или нет, но завтра я все узнаю.

– Завтра, – повторила Даглесс, жадно глядя на него, словно пытаясь запомнить его тело, широкие плечи, плоский живот и мускулистые ноги. «Красивые ноги», как сказал сам Николас.

Она вспомнила, как он выходил из ванной, завернутый в полотенце.

– Что это? – сухо осведомился он, поднимая большой шоколадный квадрат.

– Пирожное, – пробормотала она, чувствуя себя последней дурой. Кого она обманывает? Да, он несколько раз ее поцеловал, но только когда она сама на него вешалась. И кстати, он вернулся с охоты в неправильно застегнутой рубашке. – Еда, – пояснила Даглесс. Похоже, она способна угодить ему только едой в пластиковой упаковке.

Ей так хотелось коснуться Николаса, что ныли пальцы. Но он, похоже, не питает к ней нежных чувств.

– Полагаю, нам пора, – сухо заметила она. – Скоро вернется Арабелла и захочет тебя видеть.

Она хотела встать, но Николас схватил ее за руку:

– Я лучше бы провел час с тобой, чем жизнь с Арабеллой.