Ни посмешищем, ни ничтожеством Волков быть не желал. А трусливым он и не был. Утром, как ему ни хотелось, как его ни разжигало, он не задал жене ни единого вопроса касательно вчерашней ночи. Он оставался вежлив и учтив, но не более.
А вот Элеонора Августа за завтраком была говорлива и внимательна к мужу так, как была только до свадьбы, на балу.
Бригитт Ланге тоже присутствовала за завтраком. Слушая свою все время болтающую жену, Волков то и дело бросал взгляд на рыжеволосую женщину. Та все время завтрака молчала, произнесла едва ли десяток слов. А когда он смотрел на нее, так отводила сразу глаза и глядела в тарелку.
Заканчивая завтрак, Волков сказал:
– Госпожа моя, полагаю, лучше будет для вас вернуться в поместье.
– Как пожелаете, мой супруг, – отвечала Элеонора Августа и кланялась с показным смирением. Волкову это было противно видеть, но он промолчал, только улыбался ей такой же притворной улыбкой. – Супруг мой, – произнесла она, – а вы разве со мной не поедете?
– Нет, отправлюсь в Мален, к тестю, он там, у меня к нему дело.
– Может, мне с вами поехать? – предложила жена.
– Нет, – твердо и уже без всяких улыбок возразил кавалер. – Езжайте в поместье, жена моя.
– Как пожелаете. – Элеонора Августа снова поклонилась.
Кавалер смотрел на эту не очень-то красивую женщину. Как хорошо бы сейчас просто подойти к ней, взять ее за горло и задушить. Он бы задушил ее левой рукой, рукой, которая после многих травм была слабее правой, душил бы левой, чтобы душить ее подольше. Чтобы не сразу умерла. Других чувств к этой женщине он сейчас не испытывал.
Но еще ночью, бесконечной ночью, лежа рядом с этой женщиной, он решил не горячиться. Сначала нужно было узнать правду, посоветоваться с епископом, а уже потом принимать решение.
А Бригитт, подруга Элеоноры, так и сидела, уткнувшись в тарелку и не произнося ни слова, словно это она в чем-то провинилась. Это еще больше укрепляло Волкова в его подозрениях.
«Обязательно нужно поговорить с епископом об этом. Если он даст добро на развод… Это было бы великолепно», – думал Волков. С каким удовольствием он вернул бы эту женщину ее спесивому братцу. Ах, как кавалер хотел бы поглядеть на его физиономию в тот момент. Или все-таки лучше ее…
– Думаю, что вам лучше ехать в поместье теперь, – сказал он, вставая из-за стола. – Велю собираться прямо сейчас.
Почти сразу после завтрака кавалер поспешил в Мален и уже после обеда был у графа и рассказал о том, что произошло.
Кажется, граф не верил своим ушам, он даже зажмуривался. Наверное, думал, что от этого нежеланный гость испарится, как наваждение. Он морщился, словно от боли, когда открывал глаза и видел кавалера все на том же месте, где тот и был.
– Друг мой, а вы понимаете, что после того, что вы рассказали, должно мне заточить вас в подвал? – наконец произнес он. – Затем сообщить о деяниях ваших герцогу и ждать от него распоряжений?
«Хорошо, что я успел к нему первым с этой новостью», – думал Волков и говорил проникновенно:
– Граф, вы же благородный человек, что же мне было делать? Как ответить на нанесенное оскорбление?
– Так не набегом же! – воскликнул граф. – Приехали бы ко мне, мы бы позвали их человека, он в Малене живет, представитель кантонов.
– Эти люди били палками моего офицера, который поехал сопровождать обоз. Как на такое ответить иначе? Не мог я стерпеть! Били палками, как пса, и потешались всей ярмаркой.
– Не будь вы моим родственником, так сидеть бы вам уже в цепях, – говорил фон Мален, с раздражением стуча пальцем по столу. – В цепях, любезный господин Эшбахт!
Да, скорее всего, так и случилось бы. В этом Волков почти не сомневался.
– И что мне теперь писать герцогу? Соизвольте придумать, – продолжал граф.
– А так и отпишите, что произошел случай неприятный, что горцы схватили моего офицера на ярмарке, причем не по праву, лишь за то, что он привез к ним на ярмарку сыр, и учинили над ним расправу. А я его у них отбил и, чтобы покрыть убытки, немного взял и у них.
– Уж не думаете ли вы, что курфюрст наш или канцлер его дураки? – язвительно спрашивал граф. – Что они, коли до них дойдет жалоба из кантона Брегген, не проверят мои слова?
– А вы скажите, что пишете с моих слов, – продолжал Волков. – Я сегодня же тоже напишу курфюрсту, а к письму отправлю серебра немного. Для убедительности, тысячи две.
– Для убедительности? – все еще язвительно переспросил фон Мален.
– Для убедительности, – кивнул Волков.
Граф фон Мален смотрел на него и морщился, как от кислого, опять стучал ногтем по столу:
– Не будь вы мой родственник… Не хочу опечаливать вашу… сестру и мою дочь… Иначе…
А Волков, стоя перед ним в позе смирения и с заискивающей улыбочкой, подумал, что, может, графская дочь не так уж и сильно опечалилась бы, заточи ее отец в темницу ее мужа. Скорее всего, совсем не опечалилась бы.
– Единственное, о чем вас просили, так это не устраивать свар с соседями. Единственное!
– То было дело чести, я не мог не ответить, – продолжал Волков. – Когда они меня грабили, так я терпел, вы же знаете…
– Ничего я не знаю, – резко ответил граф.