Рыцарь-разбойник

Волков повернул не к покоям мажордома, а решил поглядеть, кто это там, в бальной зале, ночью музицирует и пирует. Пошел вниз, неся лампу. Шаг у него к вечеру тяжек стал, нога уже слушалась плохо. Шел кавалер медленно. Уже к лестнице, что ведет к бальной зале, выходил. И тут вдруг все стихло: и музыка, и голоса. Услышал он быстрые шаги, отдающиеся эхом, и дверь скрипнула небольшая, что вела из залы в нижние этажи. Тихо хлопнула, словно ее придерживали.

Пять шагов, и Волков вошел в залу, освещая ее полумрак лампой, и увидал, что за большим столом, за которым пиры проходят, свеча горит и две женщины сидят. Он сразу понял, что это жена его и госпожа Ланге.

– Добрый вечер, госпожи мои, – сказал Волков, подходя к столу.

И одна, и другая смотрели на него едва ли не с ужасом. Жена силилась улыбнуться, а госпожа Ланге так окаменела лицом, будто привидение увидала.

– Добрый вечер, супруг мой, – отвечала Элеонора, голос потеряв.

– Отчего же вы не спите? На дворе ночь давно, – поинтересовался кавалер, садясь к ним за стол без приглашения.

– Не спится, – тихо ответила его жена.

– Служанка сказала, что вы по нужде вдвоем пошли. Не хвораете ли вы?

Сразу в глаза ему бросилось, что среди блюд с закусками и сладостями стоят четыре бокала. Он поставил свою лампу и взял один из бокалов, заглянул в него, понюхал – сладкое вино.

– Дура она, – пыталась улыбнуться Элеонора. – В покоях жара, окна не открыть, комары летят. Не спалось мне, решила вина выпить.

А Волков, слушая ее, все чей-то бокал в руке крутит.

– И с кем вы пили?

– С братом, – ответила Элеонора Августа так быстро, как будто придумала ответ и ждала, когда спросят.

– Молодой граф с вами был? – не очень-то верилось Волкову.

Вовсе не похож наследник титула на того, кто вот так запросто будет по ночам сидеть с сестрой и пить вино.

– Нет, с младшим, с Дирком фон Гебенбургом.

Волков его, конечно, видел пару раз, то был мальчишка семнадцати лет, беспечный и наглый, как и положено избалованному младшему сыну графа. И, выслушав Элеонору, кавалер встал и повернулся к госпоже Ланге, навис над ней так, что ей пришлось запрокинуть голову, чтобы смотреть ему в глаза, а он спросил:

– А тут четыре бокала, кто же еще был с вами?

Рыжая красавица свои зеленые глаза скосила на Элеонору и не отвечает ему, кажется, так ей страшно, что дышит она часто и только носом. Волнуется.

– Господин мой, – Элеонора Августа встала и подошла к нему, взяла под руку, – то был друг брата моего, что гостит у него сейчас.

– Друг брата? – переспросил Волков, но на жену не смотрел, продолжая глядеть на госпожу Ланге.

– Муж мой, – волнуясь, говорила дочь графа, – поздно уже, не время расспросов, пойдемте в покои, спать я желаю.

– И то верно, пойдемте, – ответил он, беря лампу со стола.

А госпожа Ланге осталась сидеть за столом, как в оцепенении каком-то, только когда Волков выходил уже из залы, он на нее оборотился. Та смотрела ему вслед, и хоть и света было мало, но в лице ее он опять увидал страх.

Когда Волков лег, жена, разбудив служанку, разделась быстро и пришла к нему. И пришла, сняв с себя все одежды. Первый раз явилась совсем нагой. Легла рядом, чтобы касаться его, и спросила:

– Супруг мой, желаете ли брать меня сегодня?

– Нет, – ответил он. – Трое суток в седле, устал, и хворь донимает.

– Как досадно, – вздохнула жена.

А он ей не сказал более ничего. Врал кавалер: не донимала его уже хворь, усталость ушла, следа не оставив. Просто ярость клокотала в нем. Такая ярость, что хоть на поединок выходи, хоть за меч берись. Эта ярость не давала ему уснуть еще долго, даже когда супруга уже спала, он все думал и думал о том, что жена ему врала, в каждом своем слове врала. И что там, где звенели струны и лилось вино, вовсе не брат ее сидел с ней за столом.

Всякий раз, когда его корпорации в виде добычи доставались книги, сослуживцы несли их Волкову. Он хоть и молод был, но уже тогда понимал, что книги дорого стоят, только покупателя подождать придется. Он, конечно, отыщется, но не сразу. А у солдат времени на ожидание нет, девки и вино ждать не могут.

Вот Волков и покупал у товарищей книги, иногда и за бесценок. Порой и не хотел, но товарищи предлагали такую хорошую цену, что он соглашался отдать последние гроши, но книгу забирал. Тогда-то кавалер и стал понемногу читать. Одно время даже увлекся рыцарскими романами. Потом, правда, продал собранную коллекцию книготорговцу: простому солдату не так уж и легко таскать с собой книги. В ротных обозных телегах места и для нужных вещей всегда недоставало, а тут книги.

В общем, еще в молодости он уяснил из куртуазных романов, что ревнивые мужья всегда выглядят дураками. Да к тому же домашними деспотами, бессильными истериками, а как доходило до дела, так еще и трусами. Никогда, если у благородной дамы был муж, никогда он не показывался в романах достойным человеком, а всегда являлся посмешищем и ничтожеством. В лучшем случае трусливым, но хитрым подлецом.