Рыцарь Мастера Миров. Армагеддон на Ильмине

   Стрелял он метко, а крылатые твари дохли очень быстро, ведь даже одной пули калибра четырнадцать миллиметров вполне хватало для того, чтобы разворотить их костлявую грудь полностью. С двух же, трёх попаданий их и вовсе разносило на куски. Самое смешное заключалось в том, что они всё никак не могли сообразить, откуда по ним стреляют и Кир, расстреляв за две минуты все четыре обоймы спокойно ушел в туман, радуясь тому, как вопят и негодуют воины ада. Так же спокойно он подхватил свой рюкзак, ухватил Гадеса за ногу и, подойдя к парапету, сбросил и то, и другое вниз, после чего быстро спустился сам. Сделал он это вовремя, так как уже в следующую минуту демоны открыли шквальный огонь из счетверённых пулеметов во все стороны и принялись сносить внешний каменный парапет. Так что спускаться ему пришлось под дождем из каменных осколков.

   Внизу Кир связал ноги своего пленника шнуром, надел почти пустой рюкзак и, перекинув веревку через плечо, быстрым шагом пошел вперед. Больше здесь делать было нечего и ему было пора возвращаться домой, в Барилон, чтобы успеть вернуться до того времени, когда его жены родят ему сразу трёх пацанов. Пропустить такой момент с его стороны было бы свинством. Оставался нерешенным только один вопрос, что ему делать с бывшим герцогом. Тащить эту мразь в Барилон ему совершенно не хотелось. Внезапно ему пришла в голову великолепная идея: "А почему бы мне не устроить этом скоту образцово показательную казнь и не забить его до смерти кулаками?" Радостно расхохотавшись, он громко заорал:

   - Веселей, залётные! Эгей, не ленись, торопись!

   Подбодрив самого себя, он бросился бежать сквозь туман так, словно за ним погнались все бесы, черти, демоны и дьяволы этого идиотского колеса, которому он расковырял подшипник, хотя ничем, кроме беспорядочной стрельбы и редких пулеметных очередей над головой, они его не беспокоили. Когда же он добежал до того места, где плато понижалось, то стрельба ему уже была почти не слышна. Кир подтащил Гадеса к краю склона, сел на него верхом и ехал на нем вниз, скользя по мокрой траве, как на салазках до тех пор, пока не уткнулся в гранитный бордюр, за которым начинался еще более крутой откос. Там он взобрался на бордюр, поднатужился и, громко крякнув, швырнул обездвиженного беса вниз, жалея о том, что этого ублюдка защищала от пинков и ударов мощная магия пыльцы покоя. Превратившись из протобеса весом более полутонны в полноценного беса, Стюарт де-Монтойя, он же Гадес, имел теперь в длину примерно два метра с четвертью и тушка его тянула всего на два с половиной центнера.

   Видимо, после преображения в беса остальная его требуха превратилась в какой-то неизвестный ему вид энергии, от степени овладевания которой и зависел ранг этого ублюдка в рядах адского воинства. Это навело его на мысль о том, что и ему нужно превратить всех своих бойцов в магов, обучить правильному дыханию и дрючить, дрючить и дрючить их всех до тех пор, пока они не освоят магические приемы боя так, что их можно будет выпускать против архидьяволов в одних трусах, да, ещё и с зубочистками вместо мощного оружия. Пускаясь вниз, он подумал: "Да, этого врага можно победить только с помощью хорошей боевой магии, но перед этим нам нужно обязательно эвакуировать с островов всё мирное население".

   Думая о том, сколько нужно сделать всякого разного, чтобы победить всё это дьявольское отребье, он бежал по шоссе к небольшому островку с Гадесом на плечах, лежащему всего километрах в трёх от Калемана. Именно там он собирался сделать остановку и разобраться с ним по-мужски. Когда-то, в прежние времена, когда дамба была ниже, на этой невысокой скале люди построили круглую обзорную площадку, с которой можно было посмотреть на соленое болото пролива. Лучшего места для поединка с нечистью ему было не придумать. Можно было, конечно, просто посадить этого мерзавца на кол и сжечь, но это было бы слишком банально и не по-рыцарски. Каким бы мерзавцем не был твой заклятый враг, нужно всегда соблюдать все правила рыцарского поединка. Поэтому, дотащив дворянина, опорочившего себя гнусными преступлениями, правителя, предавшего свой народ, до большой круглой площадки, мощёной каменными плитами и огороженной гранитной балюстрадой с широкими перилами он остановился. Прежде всего нужно было обо всём договориться с начальством. Кирилл, сняв с головы магическую видеокамеру и сферу, поставил и то, и другое на массивный столбик при входе и вышел на середину площадки. Встав на одно колено и перекрестившись, он глубоко вздохнул и замер. Затем он неумело простёр руки к небу и истошно заорал:

   - Господи, Мастер Миров, яви мне свою милость! Сделай так, чтобы небо над этим местом очистилось от туч и снаружи бушевала буря, а здесь было тихо. Дай мне возможность покарать это нечестивое отродье, предавшее стольких людей и тебя, Господь, перед твоим ясным взором. Пусть над нами сияет твоя Серебряная Вуаль так ярко, чтобы здесь было светло, как днём. Честное слово, Господи, мне хватит всего полчаса, чтобы отправить его черную душу в ад на вечные мучения.