Рыцарь Фуртунэ и оруженосец Додицою

Его преосвященство епископ Белиазар в кожаной сутане, расшитой лилиями, ангелочками и украшенной обезглавленными птичками, из горла которых сочилась кровь, орошая белоснежную скатерть и серебряные столовые приборы, — торжественно освящая мясо, ячменный хлеб и фрукты, почтительно следил за каждым движением светлейшей госпожи и француза-повара, который с ловкостью фокусника менял блюда так быстро, что государыня с живыми, лихорадочно блестящими глазами на неподвижном восковом лице не успевала к ним притронуться.

Вечером его преосвященство епископ Белиазар в той же диковинной сутане, украшая белоснежную постель лепестками крови, благословлял сон светлейшей госпожи, которая тихо спала в башне замка с тюремными решетками на окнах, плотно занавешенных шелковыми драпировками, тяжело ниспадающими сверху с прогнивших карнизов, где под высоким серым потолком селились летучие мыши и совы; ее сторожили мрачные галереи замка, опирающиеся на источенные временем колонны с щербатыми капителями, и зазубренные пилястры, которые казались в полутьме призрачными воинами — суровой когортой, охраняющей сон кроткой бледной госпожи; и не однажды отступали черти и вурдалаки перед лицом столь странной, неподвижной и неустрашимой армии, что оберегала покой и отдых Альбиоары-Альбы-Марии, нежной супруги непобедимого князя Александру-Легфоруса.

В полночь правитель крепости, глава Совета Опеки, первый министр и личный советник молодой госпожи старик Белиазар в сверкающих серебром одеждах объезжал крепость верхом на серой кобыле; в призрачном лунном свете он казался необыкновенно молодым, стройным и таким грустным, будто бы нес в своей душе все страдания мира, хотя печаль его была неуместна в мирной крепости, где неведомы политические распри и социальные пороки: расизм, мятежи, варварство, тирания, анархия, преступность, алчность, грабеж, — где раскрашенные деревянные святые с облупившейся от времени краской, по-военному выстроенные в ряд перед церковью, с бесконечной скукой веками глядели на невозмутимую безмятежность крепости и на беспредельную доброту и великодушие ее обитателей.

Вдали от всего этого князь Александру-Иоан-Легфорус-Анесте-Строн-Артиние Великий продвигался вперед с небольшой армией вслед за полуденным солнцем, он ехал верхом, меняя по очереди, чтобы они не уставали, двух лошадей — Сатрапа-Белиазара-Хонцу-Серого и Сатрапа-Белиазара-Хонцу-Белого; долго странствовали они по пустынным краям, где не было ни постоялых дворов, ни поселений, и мало-помалу съели всех своих лошадей, и запасы воды тоже были у них на исходе; воины стреляли в ворон, брали в плен саранчу, устраивали подкопы под кротов — странных, неблагодарных животных, которые то и дело играли с ними злые шутки, сбегая из отведенных им помещений, так что большому военному совету приходилось постоянно усовершенствовать тактику и стратегию атаки, усложняя капканы и ловушки. После всех этих невзгод, мук и лишений могучее войско притащилось наконец, едва передвигая ноги, к огромной крепости со стенами из кремня, с бойницами, пушками, мортирами и другим всевозможным оружием, с бесчисленными, как листья или трава, солдатами; однако князь Александру-Иоан-Легфорус-Анесте-Строн-Артиние Великий не испугался и почти без боя, лишь силой и властью голода покорил ее.

Оказавшись на территории крепости, он немедля направился к мелочной лавчонке и купил в ней моток веревки, которой измерил длину и ширину крепости, а затем, позвав одного из солдат, вручил ему эту веревку и, щедро одарив, но не дав ни минуты отдыха, отправил к ее величеству государыне Альбиоаре-Альбе-Марии-Юнии-Флоре-Хердонии, матери его величества Александру-Иоана-Легфоруса-Анесте-Строна-Артиние Последующего, поведать о блистательной победе, доказательством которой послужит веревка, указывающая размеры крепости. Согласно этому свидетельству Совет Опеки вместе с членами министерского совета и представителями церкви должен будет с большой заботой и вниманием внести крепость в списки и обозначить ее на картах будущей Великой Империи.

Исполнив эту обязанность, князь отдохнул и утолил голод, а через несколько дней, купив себе двух других коней, которых он окрестил Сатрап-Белиазар-Хонцу-Серый и Сатрап-Белиазар-Хонцу-Белый, оставил эту крепость и продолжил свой путь по пустынной местности, борясь с лишениями и преодолевая неожиданные препятствия, покоряя все новые и новые города.

В Белую крепость то и дело прибывали посланцы с мотками веревки и рассказывали о Великой Империи, которая росла, ширилась и пополнялась записями и клубками, занимавшими уже целую кладовую и еще несколько корзин.