Невозможно было оторвать взгляда от Иннокентия X, весь облик которого производил какое–то жгучее впечатление. Белоснежная ряса, обшитая тончайшими кружевами, способными вызвать зависть любой модницы, спадала с его колен. Поверх нее была накинута малиновая атласная сутана, мягкие складки которой охватывали старческие плечи и руки. На голове красовалась красная скуфья — головной убор папы. Но особенно поражало лицо. Рыхлое, оно теперь казалось бледно–серым от обилия окружавших его красных тонов. Реденькие бородка и усы, широко растянутый рот с тонкими губами, мясистый крупный нос, немного загнутый книзу, и совсем не старческие, глубоко сидящие, небольшие ярко–голубые глаза с пронзительным, устремленным на вошедшего художника взглядом.
Веласкес, наклонившись, почтительно молчал. Но вот папа заговорил. Он осведомился о целях визита художника в Италию, о здоровье королевской семьи, о впечатлениях, которые произвел на Веласкеса Рим, и перешел к главному — ему нужен портрет. Конечно, он не сможет подолгу позировать художнику: дела церкви отнимают очень много времени. Пусть мастер сам находит возможность его видеть.
Аудиенция была краткой. В течение всего разговора Иннокентий X почти не менял позы. Его выхоленные руки, унизанные перстнями, покоились на поручнях кресла. Он не делал никаких резких движений и только иногда возвышал голос, что могло свидетельствовать о не столь уж и уравновешенном характере папы.
И опять двигался Веласкес по пустынным залам. С их высоких потолков по красному бархату стен струилась тишина, все погружая в сон. Мир спокойствия прочно господствовал в этом святилище. Нр город встретил его оживленным гулом, шумом струящихся фонтанов, всей своей многоголосой жизнью. Какой контраст! Снова краски дня и ночи, жизни и смерти пришли на ум. Чтобы ярче осветить радость бытия, нужно оттенить мрачное и суровое: сравнение рождает истину.
Вечером у художника собрались гости — жрецы искусства, представители итальянского искусства, живописцы, скульпторы, с которыми подружился Веласкес, почитатели его таланта и просто кое–кто из римской аристократии. Все только и говорили о сегодняшнем визите к папе, мнение было едино: дону Диего оказана великая честь. А мастер тем временем думал о том, что визит и заказанный папой портрет дали ему что–то вроде «охранной грамоты» от козней отцов церкви на его родине, в Испании. Может быть, теперь они меньше будут придираться к «севильянцу», который совсем не пишет картин на церковные сюжеты и вообще много позволяет себе вольностей в выборе тем.
Веласкес сознавал вставшие перед ним трудности. Как отказаться в портрете папы от традиционных канонов, официальной парадности? Десятки книг были написаны об условностях при изображении главы католической церкви. Великие мастера кисти не раз писали пап, но и они не сочли возможным отклониться от установленных правил. Владыка должен быть изображен сидящим на троне — он ни перед кем не встает. Наряд его составляет обязательная белая ряса, красная сутана, красная скуфья. От художников требовали, чтобы портрет был величественным, чтобы каждый видел в папе главу церкви — святейшего из живущих на земле.
Эти дни Веласкес совсем не работал, много читал, а еще больше слушал. В Риме многое можно было услышать. Если для Испании далекий католический владыка был недосягаем, то в Риме знали его другим. Люди рассказывали о непомерной жадности папы: будто вечерами, когда в город приходит ночь, он закрывается на ключ в своей спальне, раскрывает кованый сундук и часами смотрит на собранные им богатства. Значит, непогрешимому были присущи человеческие слабости?
Перед своею паствой он выступал в роли властного носителя папской тиары, а в кругу близких становился слабым, безвольным человеком, в котором видели лишь средство для добывания денег. Его крикливая невестка закатывала такие истерики, что их могли бы услышать на небесах. После подобных сцен старик подолгу не мог прийти в себя.
Должен и смеет ли художник показывать внутренний мир папы? Веласкесу казалось, что обязан.
Он видел портреты многих пап кисти Рафаэля, Караваджо и других великих мастеров. Но в них чувствовалась явная недосказанность, подчас полнейшая идеализация образов. И только Вечеллио Тициан, его любимый маэстро, смог, отбросив навязываемое окружающими мнение, показать Павла III хищным стариком, достойным обитателем Ватикана.
Нужно еще раз повидать Иннокентия X.
Вторично Веласкес увидел папу случайно. Художнику разрешили посещать Ватикан для ознакомления с картинами, которые хранились в его дворцах, и он проводил там целые дни. Утомленный копированием, дон Диего подошел к окну. В нескольких шагах от окна по аллее сада шел папа. Сутана белого сукна развевалась, белая пелерина за спиной поднялась и стала похожей на крылья, большой пояс, с вышитыми на концах золотыми ключами хлопал по коленям, на туфлях красного бархата поблескивали такие же ключи.