— Но там вам придется познакомиться с ними самими. Каждый из них весьма своеобразное явление.
— Что представляет собой Лоррен?
— Это самый тонкий из художников, известных мне. Кстати, он учился в Неаполе у Готфрида Валеса. Потом ненадолго уезжал в свой замок Шампань в родную Францию, чтобы потом навечно поселиться в нашем Риме. О нем говорят, что он приехал в Вечный город в день покровителя художников — святого Луки, отсюда все его удачи. Я люблю его за то, что его полотна не копируют природу, а передают тот восторг, который охватывает душу при виде прекрасного.
Веласкес видел полотна Лоррена — «Царицу Савскую», «День», «Утро», «Вечер», «Ночь». Его пейзажи нравились ему обилием солнечного света и преклонением перед величием природы. Многие до него пробовали писать солнце. Но так, как он, солнце не написал никто. Лоррен словно посмотрел на его лучезарный лик впервые. Смельчак не испугался самосветящегося бога, а дерзнул обыкновенными красками изобразить его. Больше всего ему нравилось писать в предвечерье: низкое солнце, готовое потонуть в океане, последние лучи заката; солнце медленно опускается в свой лучезарный огненный дворец, чтобы исчезнуть в общем пожаре. Дон Диего любил Лоррена за его солнца.
Всю дорогу до дворца вице–короля маэстро неотступно думал о Клоде Лоррене. Ранним утром пастухи Кампаньи, очевидно, частенько видят подвижного, худощавого человека, который стоит на пригорке и наблюдает чудо рождения нового дня. Он, художник, как сторожевой на аванпосте искусства, видит, как вздрагивает земля, как пробуждается природа в момент появления солнца. Бесконечный небесный свод притягивает его взор.
Однажды Клод Лоррен, бродивший в окрестностях Рима, повстречал другого художника, который рисовал деревья–гиганты, беседки из виноградных листьев и умел находить классическую возвышенность во всем, что его окружало. Его имя Никола Пуссен. Мастер величественных исторических пейзажей повел нового друга к себе в мастерскую, теперь они часто работали вместе, одинаково влюбленные в поэзию природы и так по–разному ее изображающие. У одного пейзажи — с благородными грядами гор, огромными деревьями и кристально прозрачными озерами, возле которых величественные развалины античных зданий, у другого — гимн солнцу, развалины храма Канкардии или древнеримского форума, залитые солнцем.
Граф Оньяте принял маэстро очень любезно. Он сказал, что поручил своим людям помочь художнику приобрести слепки с антиков, а также передал ему деньги, присланные из Испании специально для этих целей.
С нетерпением ожидал Рибера прихода Веласкеса в мастерскую. Ему хотелось услышать мнение великого соотечественника о своих полотнах. Сам он к ним привык, полюбил их, как детей. А разве у родителей бывают плохие дети?
Испанский гость остановился перед «Святой Инесой». В центре большого полотна была изображена коленопреклоненная девичья фигурка. Длинные, струящиеся до земли волосы скрыли от посторонних взоров ее наготу. Большие, прекрасные глаза чуть влажны. В их взгляде, устремленном к небу, вера. Личико, почти детское, хранит следы глубокой печали, и вместе с тем весь облик Инесы словно светлый символ торжествующего добра.
— Существует древняя христианская легенда, — пояснил Рибера. — В третьем веке нашей эры в знатной римской семье жила красавица девочка. В тайне от родных она приняла христианство. Бог послал ей испытание — ее полюбил язычник–префект. Но юная христианка не в силах была отказаться от своей веры. Тогда палачи придумали ей позорную и мучительную казнь. Сейчас, — Рибера сделал жест в сторону полотна, — ее, нагую, волокут из темницы. В последний раз сложила Инеса в молитве руки. И вдруг свершилось чудо: волосы на голове начали быстро расти и покрыли всю ее фигурку. Потом появился ангел, он нес ткань, чтобы прикрыть выставленное на позор тело.
Рибера окончил рассказ. Маэстро невольно почувствовал, как от полотна, словно из темного подвала, из темницы маленькой мученицы, повеяло могильным холодом. Маленькая римлянка, казалось, тоже чувствовала предвестие смерти. Но молитва ее была не о пощаде. Как тонко сумел передать художник древнюю легенду! Трудно поверить, что рука смертного создала этот шедевр!
Нежным блеском искрились мягкие каштановые пряди волос девушки. Светилась, переливаясь, ткань, принесенная ангелом. А воздух вокруг маленькой фигурки дрожал, пронизанный лучами света.
Дверь мастерской внезапно распахнулась, и на пороге комнаты возникла… живая Инеса. Веласкес вздрогнул. Он поочередно смотрел то на вошедшую, то на картину.
— Разрешите представить вам мою дочь, дон Диего. Она служила мне моделью для Инесы.
На Веласкеса во всю ширь своих огромных глаз смотрела прелестная девушка. Маэстро подошел к ней вплотную.
— Вы, сеньорина, доказательство того, что не только на картинах вашего уважаемого отца, но и на земле есть свои звезды.
— Нет, — возразила она. — Вам, художникам, больше подходит такое сравнение — земные звезды.