После нескольких недель рыданий перед сном, записок в его шкафчике, звонков в тату-салон во время его рабочей смены и попыток поймать его у машины, когда он проходил мимо меня, словно не замечая, я решила поднять ставки. Я пойду в чертов дом Пег.
Чувствуя себя последней скотиной, я попросила Августа поехать с ним из школы на автобусе. В этом семестре мы с ним вместе ходили на обед и были там двумя самыми печальными мешками с дерьмом. Даже при том, что Август, казалось, слегка приободрился от того, что я была только с ним, его черная челка и обгрызенный черный лак прекрасно оттеняли мое собственное настроение.
Я поклялась никогда больше не приходить в его трейлер, но это было так близко от дома Пег… и одного скинхеда, которого я преследовала. Август согласился, чтобы я поехала с ним, но я видела, что он обижен. Я не хотела использовать его, но понимала, что именно так это и выглядит.
Выйдя из автобуса, я крепко обняла Августа, поблагодарила его изо всех сил и побежала к дому Пег. Чтобы сократить путь, я пошла прямо через лесок между трейлерами и кварталом Пег, где под высокими соснами в этот прекрасный апрельский день все еще стелились прохладные тени.
Я выбралась из лесу в тупике, которым кончалась улица Пег. Чувствуя на спине вес своего рюкзака, я ощущала себя, словно в доспехах. И, разглядев впереди монолит адской машины Рыцаря, я поняла, что они мне понадобятся.
Я поднялась по шатким ступенькам, чувствуя, как с каждым шагом кровь в жилах стынет все сильнее. На верхней я уже не чувствовала ни собственных ног, ни пальца, которым нажала на сияющую кнопку нового звонка, его Рыцарь, наверное, установил уже без меня. Пока я ждала, в моем пустом желудке булькала кислота.
Но, когда дверь открылась, кровь отхлынула у меня и от лица. Дверь открыл вовсе не Рыцарь. И не Пег.
Это была чертова Энджел Альварез.
Она не улыбнулась. Не предложила мне зайти. Приподняв брови, она наклонила голову набок и спросила:
– Какого хрена тебе надо, сучка?
– Эм… Я хочу поговорить с Рыцарем, – ответила я, даже не пытаясь скрыть свое изумление.
– Ну, а он с тобой говорить не хочет. – Презрительно сморщив нос, Энджел оглядела меня сверху донизу.
– Но мне… нам надо кое о чем поговорить. Энджел, пожалуйста. – Все это было дико нелепо. Просить человека, который ничего не знал про нас с Рыцарем, не имел представления, через что мы с ним вместе прошли, позволить мне просто войти и поговорить с моим собственным чертовым парнем. Мне хотелось отпихнуть ее с дороги и самой найти его. Если честно, мне просто хотелось выцарапать ей глаза и выдрать все ее двухцветные волосы, но Энджел была сложена, как кирпичная тумба, и сама могла бы разодрать меня пополам.
– А мне насрать, чего тебе там надо. Рыцарь больше не любит тебя и не желает тебя видеть. – Энджел выпятила вперед массивную грудь, обтянутую короткой майкой, и уперла руки в свои на зависть полные бедра. – Так что, или ты уберешься сама, или я вышвырну отсюда твою тощую задницу.
Я моргала, не в силах в это поверить. Он что, теперь трахает Энджел? Прошло всего несколько недель. Я что, что-то пропустила?
– Энджел, я не знаю, что ты подумала…
– Пока, сучка, – сказала Энджел, захлопывая дверь перед моим носом.
При том что я не слишком преуспела в попытках пообщаться с Рыцарем – ни в школе, ни где-то еще, – Энджел внезапно стала проявлять дикую активность в отношении меня. Вместе со своими друзьями-гопниками. Она и еще кучка других мерзавок в вислых джинсах и больших серьгах кольцами начали поджидать меня возле шкафчика по утрам и на переменах. Они окружали меня в коридоре и делали вид, что хотят начать драку. Энджел говорила что-то милое типа: «Рыцарь сказал мне, что ты и сосать-то толком не умеешь», а ее подружки поддакивали: «А Энджел, может, беременна».
Я чувствовала себя преданной. Загнанной. Мне было страшно, одиноко, у меня было разбито сердце, и я была на грани суицида, я не понимала, что происходит. Это девка, которая только что говорила, что ее брат с друзьями надерут Рыцарю задницу, если он будет ко мне приставать. Это девка,
Это все не имело никакого смысла. Правда, мой мозг тоже не мог работать как следует, ведь он неделями питался только страхом и горем. Ни еды. Ни сна. Ни обучения. Вся эта роскошь осталась в прошлом.
Все, что у меня осталось, – Август, редкие встречи или разговоры по телефону с Джульет, блекнущие воспоминания об отношениях, которые, возможно, существовали только у меня в голове, да выцветающая татуировка на внутренней стороне безымянного пальца.
33