Это было форменное сражение, отличающееся от настоящего только тем, что дрались мы мечами с затупленными кончиками. То есть таким мечом нельзя было нанести сколько-нибудь серьёзного колющего удара, но что до остальной режущей поверхности — то наточены они были дай Боже и отрубить таким мечом руку или развалить череп — запросто. Поначалу серьёзных ран старались друг другу не наносить, но в горячке боя все быстро позабыли о своих благих намерениях и рубились в полную силу, тем более, повторяю, что этот бой почти ничем от настоящего не отличался.
Очень скоро арена, взрытая конскими копытами, была усеяна обломками мечей, копий, топоров, кусками щитов и целыми щитами, кусками попон и лоскутами плащей, ранеными людьми и ранеными лошадьми, роскошными плюмажами, втоптанными в грязь, залита кровью, и не только кровью… Впрочем, до установленных на помосте трибун столь некуртуазный запах, наверное, не долетал. А если и долетал, то не беспокоил. Дамы, рыцари и горожане, толпившиеся за изгородью, приветствовали разрешённое смертоубийство одобрительными воплями, которые становились особенно громкими в тех случаях, когда какой-нибудь рыцарь удачным ударом дырявил панцирь противника. Доспехи, как правило, спасали проигравших от смерти, да и сброшенных с лошадей не добивали. Как правило, но не всегда.
Всё это время я рубил, колол, закрывался щитом, поднимал Принца на дыбы, заставляя его обрушиваться на какого-нибудь зазевавшегося рыцаря, развернувшего своего коня ко мне боком, наступал и уворачивался от направленных на меня мечей и копий. Но вот граф Раймонд бросил белый жезл на землю, затрубили рожки, маршалы врезались в ряды сражающихся, разделяя их, и мы разъехались по разным концам ристалища. Перерыв.
Появились слуги и хорошенькие девицы с прохладительными напитками и водой для умывания.
— Недурно, — заметил Родриго, после чего сполоснул рот и сплюнул наземь. — Свалить де Фуа и того чёрного здоровяка — и выигрыш у нас в кармане.
Виконт Роже, вокруг которого суетились многочисленные слуги, тут же заявил:
— Графа де Фуа я беру на себя.
Барон Раймонд де Терм, присутствовавший здесь же (а был он, как показало сегодняшнее утро, бойцом превосходнейшим), повернулся к Родриго:
— Нам, значит, достаётся Чёрный.
Родриго кивнул.
К слову сказать, Рыцарь Ночи сеял в наших рядах настоящее опустошение. К моменту, когда была объявлена передышка, и наша, и противная сторона потеряли более половины своих вояк: кто был пленён, кто без чувств вынесен с поля боя, а кто и убит. Притом не менее десяти наших вышиб из седла именно Рыцарь Ночи. Ни мы, ни наши противники до сих пор так и не узнали его настоящего имени.
Многие рыцари тулузско-английской партии, потерявшие своих предводителей, видя искусство этого воина, предпочитали держаться поблизости от него и подчиняться его указаниям, которые также свидетельствовали о профессионализме Чёрного. Я видел, как во время перерыва к нему подъехал граф де Фуа. Видимо, хотел о чём-то договориться.
Однако когда мы снова выехали на арену, никаких изменений в тактике противника не обнаружилось. Похоже, что графу де Фуа и Рыцарю Ночи договориться не удалось. Что ж, тем лучше.
И снова лязг, грохот, вопли. Граф де Фуа и виконт Роже вместе с тремя десятками своих людей сшиблись посреди арены. Грохот, лязг, пыль столбом… Ржущие лошади, приседающие на задние ноги, взбрыкивающие, встающие на дыбы, опрокидывающиеся… Треск ломаемых копий, скрежет железа, мельтешение человеческих и конских тел…
Раймонд де Терм, Родриго де Эро и ещё несколько наших напали на Рыцаря Ночи и его сторонников. Что касается моей собственной скромной персоны, то, поскольку в перерыве виконт Роже просил меня и ещё нескольких рыцарей помочь испанскому графу Хуану де Мария-Элькиасу, бившемуся против Жеральда д’Арманьяка, то я этим и занялся. К слову сказать, дону Хуану, возглавлявшему наш левый фланг, в первой части ратной потехи пришлось весьма несладко, поскольку Жеральд сильно его потеснил. К концу первого акта Хуан фактически остался без поддержки.
На меня набросилось аж трое противников. Вероятно, я должен был считать себя польщённым, но управиться сразу с тремя мне было не по силам. Мне пришлось бы туго, если бы не подоспел какой-то безызвестный испанец, с разгону вбивший копьё в одного из моих противников. Тот грохнулся на землю, как большая куча металлолома. Его дружки замешкались, чем мы с испанцем не замедлили воспользоваться. Он сшиб на землю ещё одного, а я после ожесточённой минутной стычки выбил из седла последнего.