Рыцарь

— Видите ли, Андрэ, — Иммануил сложил руки на коленях, — каждый век имеет свою цену, своё положенное число жертв, необходимых для того, чтобы время могло двигаться дальше. Века — как голодные звери: каждый требует то, что положено ему. Если не дать веку то, что он хочет… — Он покачал головой. — Лучше всё-таки дать. Потому что иначе…

— И вы вообразили себя такой жертвой? — перебил я его. — Так, что ли?

— Да, — сказал Иммануил совершенно серьёзно. — Я — выкуп за это время и эту страну.

Я смотрел на него и молчал. Ну что тут ещё можно было сказать? Я разговариваю с сумасшедшим. Мелькнула мысль: «Какого чёрта мы с ним вообще треплемся? Посадить в мешок, вывезти из замка…»

— Вряд ли у вас это получится, — заметил Иммануил.

— Это почему же?

— Например, потому, что я вам не позволю это сделать.

«Да кто тебя спрашивать будет?» — хотел спросить я, но прикусил язык, вспомнив, с кем разговариваю.

— Вы, уважаемый, лучше б свою чудотворческую силу на что-нибудь другое направили бы. Например, на то, чтобы отсюда выбраться.

Иммануил покачал головой:

— Пусть осуществится то, что должно осуществиться.

* * *

— …Итак, — провозгласил папский легат Пабло Верочелле. — Мы со всей тщательностью и вниманием рассмотрели это дело и пришли к мнению, что вина этого человека бесспорна. Он еретик, малефик и чернокнижник. Неоднократно во время следствия мы предлагали ему раскаяться в своих преступлениях, но, поскольку он с упорством отвергал милосердие Божие, мы признаём своё бессилие, отступаемся от него и передаём его в руки светской власти для того, чтобы та совершила над ним наказание, кое заслуживает этот человек. Со своей стороны, мы отлучаем его от Церкви и предаём проклятию как еретика и антихриста. Барон Родриго де Эро…

Но барон Родриго де Эро грохнул кулаком по столу:

— Не буду я его сжигать!

— Барон, я вновь вынужден напомнить вам о вашем долге! — строго произнёс Верочелле.

— Да катитесь вы к дьяволу со своим долгом! Не чернокнижник он, ясно?! Мозги у него набекрень, это точно, но только такого человека обижать, это всё равно… всё равно что… — Барон на мгновение запнулся, не в силах подобрать подходящее сравнение. — Всё равно что лошадь ни за что ни про что ударить!

Пабло Верочелле поджал губы:

— Вы забываетесь, барон Родриго де Эро.

— Нет!

— Итак, вы решительно отказываетесь сделать то, что велит вам ваш долг?

— Что мне велят мой долг и моя честь, я знаю. Поэтому и не буду его сжигать.

— Очень… хорошо.

Легат поднялся со своего места. Лицо его было белым от бешенства.

— Мы немедленно покидаем ваш замок, барон. Не думайте, впрочем, что таким образом вы спасёте этого еретика, потому что мы отправляемся в Монпелье. Надеюсь, что тамошний фогт лучше знает свои обязанности, чем вы и Роже. Что касается вас, то я отлучаю вас от Церкви и предаю анафеме, как человека, укрывшего в своих землях еретика и продолжающего защищать его. Данной мне властью я освобождаю всех ваших людей от данных ими обязательств и разрешаю от всех вассальных клятв…

— А он смелый, этот наш ломбардчик, — вполголоса сказал мне Ги де Эльбен. — Я бы на месте барона схватил бы его и посадил бы туда, где сейчас Иммануил сидит. И не выпускал бы до тех пор, пока не снимет отлучение.

Я пристально посмотрел на тамплиера.

— И вы позволили бы барону сделать это? Вы ведь должны охранять легата.

Ги с сожалением вздохнул:

— Не позволили бы. Но стражи-то у Родриго всё равно ведь больше!

…А легат и барон тем временем продолжали ругаться.

— Я поеду в Рим! — орал барон. — Посмотрим тогда, кто из нас прав!

— Езжайте куда хотите. А пока позвольте нам удалиться — хотелось бы побыстрее избавить землю от этого еретика…

— Дьявол! Тысяча дьяволов!!! Две тысячи дьяволов!!! Я вам его не отдам!

— Что значит: вы нам его не отдадите? — произнёс легат таким тоном, от которого температура вокруг понизилась сразу градусов на тридцать. Но Родриго не уступал:

— А вот то и значит! Пусть он будет судим Божьим судом, как это исстари делалось! Я сам возьму меч. Посмотрим, осмелится ли выйти против меня кто-нибудь из этих ваших рыцарей!

— Извините, — вежливо, но твёрдо заметил легат. — Вы не можете быть его защитником. Вы были его судьёй.

— Но теперь-то я его судьёй не являюсь!

— Зато теперь вы отлучены от Церкви и, пока отлучение с вас не снято, в суде можете находиться только на одном месте — на месте подсудимого. С юридической точки зрения, барон, вы — пустое место.

— Что-то я тебя не понял, ломбардец, — тоном, не предвещавшим ничего хорошего, процедил барон.

— Легат Верочелле пытается сказать, — поспешно вмешался Годфри де Фраго, — что вы не можете быть защитником этого еретика.

— Зато я могу, — громко сказал я прежде, чем Родриго успел ответить. — Меня от Церкви никто не отлучал.

— Ну, это недолго устроить, — пообещал легат, окинув меня ядовитым взглядом.

Тут, привлекая к себе внимание, поднял руку тамплиер.

— Это, — заявил он, — будет несправедливо. Вы, монсеньор, конечно, можете пользоваться своей властью как хотите, не разбирая ни правых, ни виноватых, но… это будет несправедливо. И Папа об этом рано или поздно узнает. Это я вам обещаю.