Рыцарь

— А дьявол его знает!!! — взревел Ги, бухая по столу кулаком, в результате чего два пустых кувшина опрокинулись и покатились по столешнице. Тамплиер уже порядочно набрался. — Клянусь Пресвятой Девой Марией, один только дьявол и разберёт, что на уме у этого итальяшки! Будет ползать тут как крыса, всё выискивать, вынюхивать, в каждую навозную кучу совать свой грязный итальянский нос! Лично я так считаю, что если ты хочешь постоять за веру — езжай в Палестину, парься там под солнышком, покупай за золото падальщину — потому как жрать больше нечего, — вот тогда посмотрим, какой ты христианин!

— Падальщину? За золото? — На лице Годфри появилось выражение крайней брезгливости. — Да не может быть!..

— Не может?.. — процедил Ги. — А вот постоял бы ты под Акрой, когда с одной стороны тебя рвёт Саладин, а с другой — со стен плюются греческим огнём, когда вонючие шлюхи перезаразили сарацинскими болезнями половину лагеря, когда все срут кровью, а свежатину видят разве что во сне, потому как уже третий год стоим под этим городом, дьявол его разбери, а благородный король Ричард, гореть ему в аду, обменивается любезностями с Саладином — вот тогда бы ты иначе заговорил, что может быть, а что не может!..

— Хорошо, хорошо, — замахал руками Годфруа де Фраго, обеспокоенный вспышкой своего товарища, — да я верю, верю…

Но остановить храмовника так просто уже было нельзя.

— «Верю!» — передразнил он. — Легко попивать винцо и рассуждать, что могло быть, а что не могло! И клянусь Богородицей, нам выпала ещё не самая тяжёлая доля, потому как тем, кто тащился посуху через Сирию с Барбароссой, пришлось куда хуже. Все немцы — чванливые говнюки, но в выдержке им не откажешь. Один мне рассказывал, что когда они пёрлись через пустыню и пить было нечего, потому как вонючие турки отравили все колодцы, так они пили собственную мочу!

— Не понимаю, — поморщившись, сказал Годфруа.

— Ага! Бог мой, какие же они всё-таки твёрдые ребята! Вот что меня восхищает в немцах, так это их выдержка! Помнишь, Андрэ, как этот коронованный содомиец втоптал в грязь австрийское знамя? Обмениваться стихами с Саладином он мог, а как речь дошла до переговоров по делу — так вы бы посмотрели на этого любителя мальчиков, на этого английского комедианта! Я вообще не понимаю, как Леопольд тогда сдержался. Я бы на месте Леопольда сразу бы Ричарду башку снёс! Нет, немцы — самый выдержанный народ. — И Ги уважительно прищёлкнул языком.

— И всё-таки в храбрости Ричарду не откажешь, — заметил я, вспомнив ту картину, которая нарисовалась перед моим внутренним взором вскоре после появления тамплиера в трактире.

Ги презрительно махнул рукой.

— Да кому она нужна, его храбрость? Храбрость нужна тебе, мне, какому-нибудь оруженосцу, копейщику, лучнику, наконец! А предводитель войска, вместо того чтобы разъезжать на коне впереди всех, подумал бы лучше, как бы так это войско сорганизовать и двинуть, чтобы чёртову эту Акру взять наконец с Иерусалимом в придачу!

— Нуу… — потянул Годфруа. — Вот тут я с тобой, любезный мой Ги, не согласен! Предводитель должен являть собой пример для солдат. А если он будет прятаться за их спинами и осторожничать, то какой же из него предводитель?

— Да при чём тут прятаться за спинами! — заорал Ги. — Головой думать нужно!

— А вот я считаю, что личная храбрость…

Тут некоторая часть их спора выпала за пределы моего восприятия, поскольку я вдруг осознал, что человек, о котором мы говорим, не кто иной, как Ричард Львиное Сердце. Тот самый Ричард Львиное Сердце, который в фильме «Робин Гуд» боролся с Маленьким Джоном. Выходит, Андрэ был знаком с самым знаменитым — после Артура — английским королём и даже воевал с ним рядом… Блин, круто!

— …Андрэ, помнишь Акру? Мы там два года — клянусь Богом, два года! — просидели, пока этот мужеложец Ричард с твоим Филиппом грызлись между собой и выясняли, на ком там Ричард должен жениться, а на ком не должен!.. Я вот не понимаю, зачем этому англичанину вообще понадобилась жена. У него на женщину, наверное, и не встанет. Женился бы на Филиппе — и зажили б душа в душу, и ничего бы делить не пришлось.

— Ты моего Филиппа не трогай!

— Ладно, ладно… Не обижайся. Хотя, честно говоря, твой парижский скряга ничем Ричарда не лучше. Два сапога пара. А помнишь, как они между собой Кипр поделить не могли?

— Помню, как же… А это что такое? — Сьер Годфри развернулся в сторону стола, за которым сидели школяры. — Про вас, господа.