Рысь

— Здесь проблема поглубже, — сказал Хильбруннер, крутя в руках два новых ошейника.

— Да не поглубже. Речь идет о том, что даже через тридцать лет после повторного заселения хищных зверей кое-кто отказывается признавать необходимость изменений в организации хозяйства. И поскольку он этого не делает, мы из года в год мотаемся к нему на пастбище и констатируем, что изменения вносит рысь — количественные, а не качественные.

— Об этом, наверно, хорошо рассуждать в Копенгагене, а в Ленке у нас другая лексика.

— Знаю-знаю, — еле слышно проговорил Штальдер. — Кстати, мне уже давно пора собирать вещички.

Он ушел к себе и закрыл дверь.

Хильтбруннер спросил Штальдера через дверь, не захватит ли тот в Копенгаген дискету с кое-какими данными — для одного австрийца, мейл которого он потерял.

Штальдер открыл дверь, пристально и недоверчиво взглянул на Хильтбруннера, после чего молча взял протянутый диск.

Хильтбруннер поинтересовался, не хочет ли Штальдер дать ему просмотреть текст доклада. Штальдер, поблагодарив, отказался.

— Поужинаешь с нами, Пауль? — спросил Геллерт, которому никак не удавалось подобрать аргументы, чтобы заставить Хильтбруннера сделать что-нибудь для Тито.

— Только если у вас есть что-нибудь съедобное.

— Ризотто сойдет?

— Сойдет, если есть белое вино.

Геллерт бормотал что-то неразборчивое, раскрыв дверцу кухонного шкафа, в то время как Хильтбруннер изучал карту на мониторе Геллерта.

— Я еще не все ареалы отметил, — словно извиняясь, произнес Геллерт. — А с Балу я вообще не уверен, что стоит какие-то границы чертить. Блуждающее Яичко успел побывать более чем в семидесяти долинах.

— Начерти, даже если это не замкнутый ареал. Так мы хотя бы увидим, какой путь Балу проделал за последний месяц.

Геллерт услужливо кивнул.

Хильтбруннер отвернулся и, окинув гостиную властным взглядом, подошел к стене с шестью картами. Искалеченной бабочки на подоконнике рядом с телефоном он не заметил. Зато обратил внимание на черные булавки, которых прежде не видел.

— А это что за черные штуковины? — спросил он.

— Это идея Геллерта, — прокомментировал Штальдер, вышедший из своей комнаты, чтобы поискать в рюкзаке билеты на ночной поезд. — Каждой убитой рыси по памятной черной булавке.

Хильтбруннер вопрошающе взглянул на Геллерта.

— Не по памятной, а просто — по булавке, — поправил Геллерт. — Чтобы мы видели, где орудуют враги рысей.

— Беньямин нашел себе новую подработку, — сострил Штальдер. — Оперативником угрозыска. Работает под прикрытием.

Не слушая Штальдера, Хильтбруннер внимательнее присмотрелся к местам, обозначенным булавками. Прижав палец к карте, он провел им от булавки вдоль дорожки к дому Ханса Рёлли.

— Ты еще ломаешь голову над отравлением Рены? — спросил Хильтбруннер.

— Вообще-то нет, — ответил Геллерт. — Но помнить об этом месте не мешает.

— А где булавка для отрубленных лап?

— С краю. Рядом с той, что обозначает взлом машины.

Хильтбруннер ничего не знал об этом инциденте и внимательно выслушал, что ему рассказали.

Вытащив булавку с края карты, он с озабоченным лицом держал ее между большим и указательным пальцами.

— А еще такие есть?

— Ждешь, когда еще одну рысь подстрелят?

— Нет-нет, мне для Зико, он ведь тоже получил свою порцию дроби.

— На полке, справа, рядом с зарядниками.

Хильтбруннер взял черную булавку, нашел Блуменштайн и попросил Штальдера показать, где тот обнаружил Зико.

— И еще вопрос… — Хильтбруннер отвернулся от карты. — Как поживают наши дамочки?

— Дамочки? — переспросил Геллерт.

— Кто из самок остается на месте?

— Детенышей Раи скоро можно будет маркировать, — сказал Штальдер, уже с билетами в руках. — Юля отпадает, а через неделю после Раи будет Мила — у Берентритта, в начале Иффигтальской долины, и Кора — под Шопфеншпицем, у деревни Яун. Местоположение Раи удалось определить с помощью трехточечной пеленгации: она на задворках Лауэнена, на крутом обрыве, неподалеку от озера.

Хильтбруннер принялся искать булавку Раи на карте, быстро нашел ее и стал рассматривать обрыв у Тунгельшуса. На нем было написано «Хольцерсфлуэ».

— Вот будет приключение!

Хильтбруннер спросил, когда они собираются маркировать рысят. Штальдер, уже возвращаясь к себе в комнату, сообщил, что начинать можно на днях, а когда именно, ему все равно. Важно только, чтобы не было столпотворения. Сказав это, он посмотрел на Геллерта в ожидании услышать что-нибудь о планах Нади Орелли лично фотографировать детенышей.

Геллерт, однако, промолчал.

Склонившись над своим календарем, Хильтбруннер предложил последнюю пятницу июня. То есть через пять дней.

— Ты же будешь еще в Копенгагене? — спросил Геллерт.

Штальдер тоже уткнулся в свой календарь. Да, вернется он, скорее всего, лишь в субботу. Но ему и не обязательно присутствовать. Усыплять во время маркировки не надо.

Они договорились встретиться в последнюю пятницу июня в Гштаде на парковке перед Виспилегратом.