Рыбак

Якоб знал, что должен что-то предпринять, но тело не слушалось его, будто скованное. Прежде чем хоть кто-то из них смог шелохнуться, водяной хлыст отделился от рыбацкого ножа, и его щупальце со зловещим журчанием в считанные мгновения втянулось в рану на горле Анжело, исчезнув внутри целиком.

XXII

Сжав топор обеими руками, Райнер стал наступать на Рыбака – тот присел, снова окунув нож в ручей. Итало отчаянно лупил по тросу топором. Анжело повернулся к Якобу и направился к нему неестественной походкой, будто вода, проникшая в его тело, заставила набрякнуть каждый сустав. Лицо Анжело блестело – не то от пота, не то от некой страшной испарины; и, как вскоре Якоб понял, двигается он не сам по себе – его направляет воля того, кто вместе с ушедшей в рану водой проник в сознание бывшего товарища и завладел им. Глаза Анжело как будто бы слезились, но то лишь выходил из пор переизбыток влаги; вдобавок ко всему они приобрели зловещий золотистый оттенок. Он закашлялся – то был грубый, влажный кашель человека, пытающегося прочистить легкие. Маленькие струйки воды выплескивались из раны в горле, а кашель все продолжался и продолжался; его напор скручивал Анжело в бараний рог.

В каждом его всхрипе Якоб различал что-то еще: что-то, что вполне могло быть речью. Язык, на котором изъяснялся Анжело, полон сопящих и давящихся звуков, но Якоб его тем не менее понимал. И дело было не столько в том, что он мог различить отдельные слова, сколько в том, что он мог узреть их предмет. Даже не просто узреть – в один миг он очутился внутри того, что ему описывалось. В один миг он воспарил в заоблачную высь, и все, что под ним, сделалось маленьким, будто нанесенным на карту. Контуры берега были неразличимы, но никуда не делся и черный океан, и горбы, вздымающиеся из него, не являлись островами – Левиафан, это вполне себе библейское, если судить по размерам, чудовище тянулось во всех направлениях, насколько хватало взгляда. Из разных мест от побережья на воду легла решетка тонких линий – некоторые из них заканчивались на одном из огромных горбов, другие терялись в волнах. Рыбак достигнет своей цели, подумалось Якобу. Он работал так долго, что о сроке даже не хочется думать, он забрасывал тросы и вонзал крюки в его необъятную тушу с терпением, равнозначно безумным и героическим. Он поставил сего монстра, сего Бога-Зверя, на грань поимки. Пусть это и грозило безумием и гибелью всему миру – Якоб не мог не восхититься упорством Рыбака.

С пугающей скоростью земля начала приближаться. Понимая, что он ее в общем-то и не покидал, Якоб все равно почувствовал себя птицей, вдруг забывшей, как пользоваться крыльями. Ветер свистел кругом, демонически завывал в самые уши – и это было абсурдно, ибо ноги его крепко упирались в здешнюю багряную почву. Анжело продолжал вещать на своем хрипящем наречии, а он, сверзившись на пень, ударившись о сруб светлого дерева, все ждал, когда все чувства исчезнут и он упадет на землю мертвым кулем. Якоб закрыл глаза, но видения не исчезли; более того, деревянная плоскость пня лишь умножила их. Он увидел, что обвязанная вокруг пня веревка была вся испещрена символами – угловатыми метками, картинками и буквами. Они, казалось, плавали где-то внутри самих волокон. Никогда бы не подумал, что перед смертью увижу нечто подобное, изумился он.

Но вот откуда-то вдруг прибыл целый сонм наслаивающихся друг на друга звуков: протяжный крик, шумы борьбы, приступы болезненного кашля, на которые ни с того ни с сего разбилась странная речь Анжело. Плоскость пня лопнула мыльным пузырем, и вместе с ней развеялось и ощущение падения, с обескураживающей внезапностью.

Сделав пару нетвердых шагов, Якоб едва не обрушился на братьев, сцепившихся во вскопанной сильными ногами Андреа красной грязи. Анжело распластался на спине, Андреа наполовину взгромоздился на него. Левое предплечье Андреа прижалось к горлу Анжело, в правой руке был крепко стиснут топор. Правая рука Анжело вжалась под подбородок Андреа, запрокинув его голову, левая же перехватила локоть Андреа, держа топор на расстоянии. Взгляд Андреа дротиком метнулся к Якобу, и сквозь стиснутые зубы Андреа прошипел:

– Давай же!

Секунду Якоб не понимал, что от него требуется, но вес колуна в руке расставил все по своим местам. Обогнув Андреа справа – с той стороны из-под него больше торчал Анжело, – Якоб замахнулся. Золотые глаза Анжело уставились на него, из его напряженных губ вырвался гневный рык. Капли воды выплясывали безумный танец на его лице; ноги адскими шатунами ходили вверх и вниз, кроша навалившемуся сверху Андреа ребра.

– Помоги же мне! – крикнул Андреа.

Я пытаюсь! – хотел крикнуть Якоб в ответ. Анжело истошно метался из стороны в сторону – прицелиться попросту не выходило. С топором, воздетым в воздух, Якоб исполнял безумный танец, отпрыгивая то влево, то вправо, то влево, то вправо.