Рыбак

Когда же такого не происходит, когда тяжелая дверь открывается, человек заходит внутрь и не выбегает через две минуты под гневные вопли Корнелиуса, посылающего его предлагать свое барахло где-нибудь подальше, все начинают озадаченно чесать в затылке. Потом кто-то, щелкнув пальцами, припоминает ситуацию с Беатрис, и все подхватывают эту идею. Беатрис – молодая жена Корнелиуса, красавица, на добрых двадцать лет младше его, высокая, с молочно-бледной кожей и черными волосами. Злые языки поговаривают, что его предложение она приняла, дабы спасти от разорения Дортом отеческий постоялый двор в Вудстоке. Понятное дело, она была у всех на слуху и на виду, тут и говорить нечего. В прошлую весну открылась ее беременность первым ребенком – событие, вроде бы на самую малость усмирившее мрачный нрав Корнелиуса.

Беатрис любила ездить верхом. По слухам, именно в образе наездницы она впервые попалась на глаза Корнелиусу – проскакав верхом через весь город до самых его дверей и принеся прошение касательно ее отца. Забеременев, она не отказалась от верховой езды, не послушавшись предостережений врача, и именно это увлечение привело к трагедии. Когда она направлялась навестить свою сестру в Харли, лошадь (взращенная ею самой с возраста жеребенка), испугавшись чего-то, взбрыкнула и сбросила наездницу прямо на растущее у дороги дерево. Беатрис потеряла ребенка и впала в затяжную болезнь, от которой до сих пор не могла оправиться.

Разобравшись с лошадью по-своему, с помощью топора лесоруба (как свидетельствовал позже конюх, лицо у него при этом прямо-таки лучилось ледяным спокойствием), Корнелиус истоптал пороги всех врачевателей в регионе, но с ним, по помянутым ранее причинам, никто не захотел якшаться. Тогда он направился к специалистам из Олбани. Когда и те оказались не в состоянии помочь, он оплатил приезд людей из Нью-Йорка, Бостона и Филадельфии. Даже эти корифеи оказались бессильны, не сходясь друг с другом в постановке диагноза. Что бы ни случилось с юной Беатрис – «малышкой Беа», как прозвала ее молва, – медицина того времени ничего не могла ей предложить. День ото дня ей становилось все хуже, и Корнелиус потихоньку впадал в черное отчаяние.

Незнакомец обосновался у Дортов сразу же, в день прибытия. Если верить работающей у Корнелиуса горничной, ему достался весь второй этаж их огромного поместья. Что же такого этот странник напророчил Корнелиусу, она сказать не смогла, ибо их беседа прошла за наглухо закрытыми дверьми библиотеки. Впрочем, все сошлись на том, что цена вопроса – здоровье малышки Беа.

Предположение оказалось ошибочным: через два дня после прибытия незнакомца ее жизнь оборвалась. Ее похоронили на кладбище Голландской обновленной церкви в Вест-Харли спустя две недели; долгий срок для первой половины девятнадцатого века. Надо полагать, и для наших дней это многовато, но тогда ведь еще не было известно столько хитростей для сохранения тела, сколько знают современные могильщики. Да и к тому же на дворе стояло жаркое лето – оставлять тело в доме было как-то… нехорошо. Как только минула первая неделя, а похороны, похоже, даже не намечались, народ стал шептаться меж собой – втихую, ибо даже сломленный горем Корнелиус Дорт продолжал внушать страх и уважение. Ходили слухи, что отец Беатрис планировал поговорить с Корнелиусом и забрать тело к себе, дабы похоронить на родной земле, но в итоге – ничем не подтвердились. Похоже, семья малышки Беа назначила Корнелиуса распорядителем и жизни, и смерти дочери. В конце концов, когда уже вторая неделя была на исходе, священник Реформатской церкви Вест-Харли, преподобный Пьед, собравшись с духом, поехал к Дорту и испросил разрешения на вывоз тела. Почему-то практически никто не сомневался, что этому долговязому парню родом из Амстердама влетит от Дорта по первое число, что даже сан не убережет его от гнева, но, к всеобщему удивлению, Корнелиус сразу же согласился с просьбой священника. Беа, как он сказал, может быть похоронена хоть завтра, если преподобный возьмет на себя все приготовления. Благоразумно решив не испытывать судьбу, священник сказал, что за ним дело не постоит и вопрос, по сути, уже решен. Странного гостя Дорта, как он подметил, нигде не было видно.