Рыбак, сикарий, апостол

За отрядом семенили рабы первосвященника. Один из рабов прижимал к голове окровавленную тряпку — во время ареста Иисуса Симон кинжалом отсек ему ухо. 

С близлежащих дворов сбежались люди, лаяли собаки. 

Напрягая зрение, Симон, идущий сзади со всеми, видел светлый хитон Иисуса, мелькавший между красных плащей. 

— Равви! Равви! — кричал он, размахивая руками, надеясь, что Иисус оглянется и увидит его.

Иисус, действительно, вдруг оглянулся и на мгновение остановил на Симоне взгляд. Было темно, и Симон не увидел глаз Учителя. Но он почувствовал взгляд этих глаз — заплаканных, скорбных, даже растерянных...  

— Прочь! Прочь с дороги! — кричал воин, несущий факел, обрушивая на всех вокруг ругань и проклятия.  

— Я с тобой, Равви, с тобой, — шептал Симон.

— Прочь, прочь! — кричали солдаты, поднимая факелы как можно выше, когда они вышли из сада и уже не было опасности устроить там пожар. 

«К сикариям, быстрее к сикариям! Просить у них помощи!» — подумал Симон и, спрятав кинжал, побежал по уже знакомой дороге.                      

ххх

Холодная, очень холодная ночь. А днем-то было так жарко. Столько пыли поднималось над улицами Иерусалима, что трудно было дышать. Сколько жертв было принесено Всевышнему в эту Пасху, сколько воскурено благовоний! Тучные тельцы, горы овец и баранов лежали на каменных жертвенниках по всему Иерусалиму, на белых его древних камнях. 

Жертвенные костры пылали на Елеонской горе, и возле всех семи ворот у входа в город, и возле дворца Ирода Великого. Но более всего их пламя полыхало в Храме, где первосвященник Каиафа, облаченный в золото и пурпур, в окружении коэнов и левитов, кропил жертвенное мясо и произносил молитву молитв: «Шма, Исраэль! Слушай, Израиль: Господь, Бог наш, Господь – един есть!..»  

Пасха! Праздник освобождения! Помни, иудей, о том, что ты был когда-то рабом в Египте. Великий Моисей вывел тебя из рабства. Скоро придет новый Моисей и поведет народ к новой свободе! Шма, Исраэль!.. 

Весь день возносились молитвы, и клубился дым над святым городом. Весь день пили вино, пели и плясали. Но уснул Иерусалим. На пустынных ночных улицах оставались только разорванные корзины, груды подгнивших овощей и фруктов, рассыпанная мука. 

Глава 5

В Синедрионе еще продолжался суд над арестованным Иисусом, а в одном из недостроенных зданий в Верхнем городе собрались сикарии, вооруженные сиками и клинками. 

План был такой: Исав, Элеазар и два других сикария ждут в укрытии сигнала, а Симон в одеянии монаха-назорея сидит неподалеку от них, у дороги. Когда из Синедриона поведут к Пилату арестованного Иисуса — на допрос и для вынесения приговора — Симон поднимется с земли и подойдет к страже. Начнет что-то кричать, устроит смуту. И тогда из укрытия выскочат сикарии. Через несколько минут все будет кончено. Нападать решили только в том случае, если в страже будет не больше пятерых солдат.

Местом для засады выбрали здание будущего суда. Старое здание недавно снесли, и там теперь строили новое. Это было единственное доступное для них место в Верхнем городе, где жила знать. К тому же оно находилось близко от дороги, делающей в этом месте поворот, так что врага можно было достичь в несколько прыжков. 

ххх

— На, рыбак, надевай. Побудешь в шкуре назорея, — Элеазар протянул Симону власяницу из грубой верблюжьей шерсти.

— Эти олухи в Синедрионе возятся всю ночь, чтобы разобраться с одним сумасшедшим! — возмутился Исав. — Успеть бы, пока не начала меняться стража, — Исав изверг новое ругательство в адрес судей в Синедрионе и отошел. Приник к стене и осторожно выглянул, нет ли чего подозрительного.

Все тихо, все спокойно: пустынная дорога, виллы, кипарисовая роща в утренней дымке. 

— Видишь, рыбак, ты все-таки к нам вернулся, — промолвил Элеазар. — Скажи мне спасибо, что я согласился на твои уговоры. Думаешь, я хочу освободить твоего Иисуса? — Элеазар усмехнулся. — Нет, мне не нужен Иисус. Мне нужны римляне, их поганые жизни! Но большой беды не будет в том, если, убив несколько римлян, мы при этом спасем одного еврея. Верно, рыбак? А еще знаешь, чем мне нравится эта вылазка? Своей дерзостью: убить римлян в Верхнем городе, возле самой резиденции Пилата!.. Давай, рыбак, шевелись, — хлопнув Симона по плечу, Элеазар отошел в сторону.   

Симон переоблачался: снял рубаху, и на нем осталась одна полотняная повязка вокруг бедер. Обвил себя кожаным шнуром, стянул его на груди в узел. Развернутые плечи, твердые, точные движения выдавали в нем человека, долгие годы занимавшегося тяжелым физическим трудом.

Затем достал из сумки кинжал и просунул его в специальную петлю так, чтобы он оказался подмышкой слева. Накинул на себя власяницу. Готово — теперь он выглядел, как назорей.

Исав, дозорный, оглянулся и махнул им рукой: мол, все в порядке, можно выходить. 

ххх

Покинув укрытие, Симон сделал несколько шагов и остановился возле остывающего жертвенника, обугленного и забрызганного кровью. Отсюда открывался обзор на всю улицу, по которой должны были вести Иисуса.