Рыба-одеяло

Но молодость неуемна. Энергия била в нас через край. Мы иногда дурили, огорчая требовательного Деда. Помню, устроили салют в честь нашего любимца, когда работали на «Уорпайке». Этот английский пароход затонул осенью 1918 года в Новороссийской бухте, почти у стен­ки, от неизвестно кем произведенного взрыва. Пароход привез для белогвардейской армии Деникина груз солдатского обмундирования, масло в бочонках, мыло и артиллерийский порох пачками в виде больших длин­ных макарон. Пролежав много лет в воде, порох весело горел, как бенгальский огонь, если подожжешь его с одного конца; но достаточно зажать отверстие, как эта макаронина взрывалась. И вот, когда мы увиде­ли, что к нам едет Дед, решили встретить его фейерверком. Сразу несколько человек наступили ногой на незажженные концы «макарон». Получился такой эффектный взрыв, что Дед чуть не упал от воздушной волны.

В другой раз, когда мы доставали разбросанное с «Уорпайка» по грунту мыло в ящиках, то поиграли с Дедом в «кошки-мышки». Было очень жарко, а глубина небольшая, вода светлая. Мы и стали работать в одних шлемах. Только один у нас был в полном снаряжении. Он и при­крывал нас на грунте от Шпаковича. Увидел Дед, что водолазы под воду ушли, а их спецкостюмы на берегу лежат, ахнул и велел снарядить его в воду. Только заметит Дед голого водолаза, погонится за ним, а товарищ в полной подводной форме заслонит его от Деда. Замучили мы старика. Зато потом коллективно просили у него прощения.

Балаклавская бухта была для курсантов как дом родной. Чего толь­ко не проделывали тут курсанты! То читали под водой журнал «Беге­мот», засунутый еще на боте под тугой манжет водолазного костюма. Развернешь на выдержке и рассматриваешь. А через иллюминатор рисунки и текст кажутся большущими в прозрачной воде. Любопытные султанки и барабульки подхватывают размокшую бумагу и выплевы­вают – не нравится им сатирическое лакомство. На последней выдержке журнал уже превращался в белую кашу. То сооружали на дне чучело, чтобы проверить, кто боится утопленников. То выпускали с грунта пу­стую бутылку, и она, вытолкнутая давлением, подпрыгивала на метр в воздухе. То плавали на поверхности, раздутые как пузыри. А на берег выходили с подвешенными к поясу огромными живыми камбалами.

Или нырнет на глазах у зрителей с берега голый курсант и не появ­ляется. И когда начинается паника: «Утопленник! Лодку!» – из воды появляется в том же месте другой водолаз. С берега кричат: «Бросился рыжий, а вынырнул черный!» А среди зрителей курсант спокойно объяс­няет: «Это тот же рыжий, но он почернел от давления». А рыжий в это время сидел под пристанью в рейдовой маске и пускал пузырьки. То вдруг выходили неожиданно для гуляющих прямо из воды на танцпло­щадку – один в тяжелом вентилируемом скафандре, а другой в рейдо­вой маске. Под ручку. Проделывали тур вальса. Затем, подхватив в руки водолазные шланги, уходили обратно в воду под одобрительные крики танцующих парней и пронзительный визг перепуганных барышень...

Сейчас кажется смешным, но в те годы молодым водолазам не раз­решалось играть в футбол. Врачи тогда считали, что эта игра вызывает быстрое кровообращение и под водой, когда ноги водолаза плотно об­тянуты тифтиком костюма, может произойти закупорка вен. Но мы не внимали строгим запретам и с увлечением гоняли футбольный мяч, укрываясь от Деда высоко в горах, за башнями Генуэзской крепости.

Мирная жизнь в бухте кончилась внезапно. Враг без объявле­ния войны начал бомбить Севастополь и бросил авиадесант на Бала­клаву.

Пороховой дым застилал древние бастионы – башни Генуэзской крепости – на крутых скалах бухты. В воздух летели обломки красного кирпича, известки и куски тесаных камней, заложенных когда-то гену­эзцами в основании крепости. За пороховым дымом ползли стальные рогатые каски и темно-зеленые мундиры немецкого десанта, а наша мор­ская пехота в черных бушлатах, отстреливаясь шаг за шагом, не давала гитлеровцам спуститься к горлу бухты.

Балаклава эвакуировалась. Последние баркасы водолазного техни­кума уходили в море. Миноносцы, их охранявшие, шли рядом, оставляя за собой белые витки орудийных выстрелов.

По балаклавским склонам, на высоте двухсот метров над уровнем моря, шел бой. Вправо от наших моряков безбрежной полосой цвета синей стали лежало Черное море вплоть до самой Турции. Веселые дель­фины, наплевав на войну, гнали рыбу с моря, то ныряли, то выскакива­ли, показывая из воды блестящую скользкую спину с черным острым плавником. Влево по крутизне спускались зеленые виноградники и ти­хие домики греческих рыбаков. А прямо, под ногами, у бухты высилось уже осиротевшее белое здание водолазного техникума. На берегу у самой воды лежал по-прежнему облепленный чайками старинный ржавый котел легендарного «Черного принца».