Рыба гниет с головы

– А он все ко мне сватается, – просто ответила Антонина, – вроде как женихом моим себя считает. А я вот тебя тоже за преступника не приняла, хоть меня и пугали, когда ты на поезде удрал. Так что с нашей стороны все просто, Антон, а вот что ты за тип такой?

– А я не тип, я просто гражданин этой страны, законопослушный, один из миллионов. И со мной случилось то, что, к сожалению, у нас иногда с гражданами случается. Поздно вечером в Екатеринбурге на меня напали грабители. Собственно, не напали, а обманным путем заманили в безлюдное место, вкололи какой-то наркотик. Очнулся без денег, документов, телефона в товарном вагоне в вашем городе. Да еще с признаками ретроградной амнезии. Нашлась сердобольная старушка, которая живет недалеко от вокзала в частном доме, накормила меня, дала возможность прийти немного в себя. Кстати, можете проверить. Степная улица, дом семь. Синенький такой, с большими старыми воротами, вросшими в землю от времени.

Потом Антон очень подробно рассказал всю историю своих отношений с местной полицией, вплоть до откровенной сцены с бутылкой, со всем услышанными, со всеми отпускаемыми намеками.

Тоня сидела, по-женски прикрыв рот рукой, и испуганно таращилась то на Антона, то на отца. Сергей Викентьевич хмурился и подслеповато хлопал глазами. Он старательно смотрел не на своего пациента, а в окно. Создавалось впечатление, что фельдшер, в отличие от своей дочери, этим рассказом не удивлен. И слушать ему об этом не хочется, а может, и думать об этом.

– Вы же все и без меня прекрасно знаете, – подвел Антон неожиданный итог своему рассказу. – Никаких особенных новостей я вам не рассказал, случаев, подобных моему, десятки, они у всех на слуху, не так ли?

– Антон! – не очень уверенно возмутилась женщина. – Ты такое говоришь, что страшно становится. Папа, скажи ему, что это все не так, что эти, которые его…

Сергей Викентьевич оторвался наконец от созерцания картины за окном и, ни на кого не глядя, вышел из комнаты. Антонина, проводив отца удивленным и немного испуганным взглядом, поспешно вскочила и бросилась следом. Антон почесал в затылке и задумался. С одной стороны, он раскрыт со всех сторон. И фельдшер, и его крупногабаритная дочка прекрасно понимают, что его разыскивает полиция. И участковый с ними на короткой ноге, в женихах ходит, а может, и в любовниках. Канал для утечки информации о пребывании тут Антона прямой, как стрела. Одно неосторожное слово, и участковый все поймет. И сразу побежит хватать того, кто чуть не проломил ему голову автоматом.

Но была тут и другая сторона, если верить той же самой Антонине. А верить ей, наверное, можно, потому что женщины – народ непредсказуемый, своеобразный, но и упорный в своих заблуждениях. Если ей втемяшилось, что Антон невиновен и его надо спасать, то она на этом уже зациклилась. Это надолго. А что послужило поводом? Глаза Антона, женское чутье? Она ведь поверила в его невиновность еще тогда, на переезде. А потом слова участкового прозвучали в унисон. Можно теперь считать, что Антонина союзник? Наверное, можно. А ее папаша? Папаша ведь стал его лечить? Стал. Кстати, а кто его сюда приволок?

Глава 7

Вечер в деревенском доме – это не то что вечер в городской квартире. И не важно, что Лесопильный был не просто поселком, а почти маленьким городком, в котором преобладали двухэтажные кирпичные дома. Все равно тут господствовал старый сельский дух, особенно на окраинах. На такой вот окраине и стоял дом местного фельдшера, заодно и фельдшерский пункт. Скорее даже наоборот, фельдшер с дочерью жили в трех задних комнатах пункта. Дом был большой, сложной постройки, и в нем когда-то, еще в советские времена, располагалась контора ныне совсем умершего лесопильного хозяйства.

Антон сидел в темной комнате на стуле возле настежь открытого окна и слушал. Это была вечерняя деревенская тишина, какой она бывает только в преддверии сумерек. Остро пахло травами, лесом и домашними подворьями. Если откровенно, то попросту коровьим навозом. Но это в городе навоз пахнет навозом, а в деревне он воспринимается совсем по-другому. Это запах дома в очень широком смысле слова, запах надежности, стабильности. Он ассоциируется с парным молоком, которое скоро будет, потому что коровы возвращались с пастбищ, с травой, огородом, для которого навоз будет удобрением, с теленком, который стал радостью для всей семьи, родившись этой зимой. А еще, наверное, с горячими пирожками, которые жарились в печи, и со свежесбитым маслом.