Как-то к Лизе в гости зашла мать. Девочки были в школе, Матвей на работе. Лиза была вдвоём с Верочкой. Вера сидела за столом возле окна, что-то рисовала в Шурином альбоме, а Лиза стирала бельё в кухне. Она была очень рада видеть мать. Усадила её за стол, подала хлеб, заварила чай.
– У тебя даже чай есть? – удивилась Поля.
Лиза уловила в интонации матери упрёк. Она спокойно ответила:
– Да, девочки его очень любят.
– И откуда это он у тебя, интересно?
Лиза села рядом с матерью и налила себе немного чаю.
– Это Матвей принёс, – сказала она. – Да вы пейте. Вкусно ведь, правда?
– Ты мне зубы-то не заговаривай, – Поля сощурила глаза. – Люди всё видят, им глаза не замажешь. Говорят, Матвей от тебя по утрам выходит.
– Да, это так, – сказала Лиза, как и прежде, спокойно. – А им какое дело? Больше глядеть не на кого? Своих забот мало, что ли?
– Да ты не горячись. Просто, получается, ты приняла у себя врага. Ты же помнишь, что по Осиновке говорили? Что это Матвей твоего Гришку угробил. Да ты и сама так думала. Или уже простила?
– Нет, не простила, – ответила Лиза, посерьёзнев. – Такое нельзя простить. И я бы никогда… если бы…
Она запнулась.
– Моя Верочка чуть не умерла, – продолжала она после паузы. – Она из-за голода до сих пор ещё не ходит. И остальные были ненамного лучше. А он накормил их. Понимаете? Они больше не плачут, у них не болят пустые животы. Они снова улыбаются. Я не видела их довольных улыбок целую вечность. Я истосковалась по их радостным личикам. И раз уж нам не суждено было умереть от голода, то какая мне разница, кто дал хлеб моим детям. А ещё, мне каждую ночь продолжают сниться кошмары, что у нас опять нечего есть, что девочки голодные. И мне очень страшно. А когда просыпаюсь, понимаю, что это был только сон, страшный сон. И вспоминаю, что у нас есть еда, что мы уже не голодаем, что мои девочки не умирают. И это всё благодаря Матвею. Да, моя ненависть не остыла, но я благодарна ему за то, что он спас моих детей. И он кормит мою семью. Он! Понимаете? Он, а не кто-то другой, не те, кто болтают своими языками. И мне всё равно, что они об этом думают и говорят. Пока Матвей будет заботиться о моей семье, я буду с ним. Если бы речь шла только обо мне, то я бы лучше умерла, чем… Но он спас моих детей.
Мать молчала.
– Вы меня осуждаете? – спросила Лиза.
– Нет, – вздохнула Поля. – Я не вправе судить. Ты переступаешь через себя ради детей. Наверное, это непросто. И это правильно. Кто же ещё позаботится о них, как не ты? А каким уже способом – не столь важно.
– Спасибо вам, мама, – Лиза обняла мать и прижалась лбом к её щеке.
– Всё будет хорошо, моя девочка, – сказала Поля и поцеловала дочь в висок.
– Ну, а как там дома? Как малыши? – спросила Лиза.
– Да у нас всё более-менее нормально. Люба работает, Нюра тоже. Витя с Ксенией дружно живут. Успокоился, слава богу. И вообще, всё спокойно. Вот только Нюра не в себе. Страдает очень сильно. Ты бы поговорила с ней, что ли.
– Что, так и не пишет ей Андрей?
– Нет, – ответила Поля. – Ни ей, ни родителям. Как в воду канул. А ей уж за двадцать перевалило. Сколько можно ждать неизвестно чего? Вон, все подруги её уже за мужьями. Одна она выжидает. Досидится – останется, как Любка: той тридцать уже, а всё одна, никому не сгодилась. Поговори с ней. Она только тебя и послушается.
– Ладно, обязательно поговорю, – сказала Лиза. – А это возьмите домой.
Лиза отсыпала в бумажный пакетик горсть чая и протянула матери.
– Зачем это? – возразила Поля. – Оставь себе. У вас и так мало.
– Ничего, хватит всем. А ваших тоже надо побаловать немного. Скажете, Лиза передала. Пусть попьют чайку, всё ж не голый кипяток хлебать. А нам Матвей ещё принесёт. Он возит продукты на пайки военным. А там всё есть. Так что не возражайте, берите.
– Ну, спасибо, дочка, – сказала Поля. – Ты у меня очень хорошая. И заслуживаешь большого счастья.
– А я уже счастлива, – ответила Лиза.
– Да, это пока. А пройдёт время… С нелюбимым-то жить – ой, как несладко, – вздохнула Поля.
– Знаю, мама. Ой, знаю.
3.
Прошло уже около месяца с тех пор, как снова появился Матвей в жизни Лизы. На дворе была в разгаре весна. Потеплело. Сошёл весь снег, растаял лёд на реке. Разлился Донец, предвещая сочные густые травы на заливных лугах. Правда, выгонять пастись на те луга было некого. Скотины в округе почти не осталось.