Русское язычество. Мифология славян

Ой високо соколови до неба литати;
Хоч високо не високо — треба долитати.

В одной колядке Бог с Петром разговаривают о том, что более — небо или земля: «Ссучим снурок, измерим небо — небо оказывается больше: оно ровное, а на земле горы и долины, разные возвышения».

Петро каже: земля бильше;
Господь каже: небо бильше.
Посучимо шнур, змиряймо небо!
Небо бильше, що скризь воно ривне,
Земля маленька, що гори, долини,
Гори, долини, всяки могили.

Небо запирается и отпирается, и по всему видно, запирается на зиму и отпирается весною. В одной веснянке говорится о некоем Урае, который просит мать отдать ему ключи отомкнуть небо и выпустить весну, по другим вариантам — росу.

Та Урай матку кличе:
«Та подай, матко, ключи,
Одимкнути небо,
Випустити весну».

Или же:

Випустити росу,
Дивоцкую красу, и пр.

В соответствующей (отчасти) белорусской песне он называется Юрием.

Святий Юрий,
Божий посол,
До Бога пашов,
А узяв ключи золотые.
Атамкнув землю сыресенькую,
Пусьцив росу циплюсенькую.

Вероятно, это Яр — Ярило, олицетворение весны, божество, известное у западных славян под именем Яровита, однозначительный со скандинавским Фро или Фрикко, как олатинизировал его Адам Бременский, которого древнее чествование осталось в весенних обрядах разных стран России, и во многих отношениях его личность заменилась св. Юрием. То же понятие об отпирании неба выражается, хотя в более христианской одежде, в карпатской колядке, в которой рассказывается, как по дороге к небу пришли души к воротам небесным и одну из них Бог не пустил за грехи.

По пид небо е стежейка,
Стежейка аж до неба,
Що ишли ми нёв три душейки,
Пришли вони перед небо,
Затуркали о двереньки, и пр.

Ветер в народной поэзии представляется олицетворенным, например в веснянках о Шуме и Шумихе; к сожалению, песня эта потеряла древний свой образ, от которого, вероятно, остались, сравнительно в целом виде, один или два первых стиха.

Шум ходить по диброви,
А Шумиха рибу лове;
Що вловила, то й пропила,
Своий дочци не вгодила.

Ветер носит обычные эпитеты — буйный и тихий или (в Галиции) повольный; иногда употребляется во множественном числе; так, напр., голубь, вылетев из тумана, ищет своей голубки и, встречаясь с буйными ветрами, спрашивает, не видали ли они ее.

Литае, голубки шукае,
Зустрився в яру миж горами
З буйними витрами.
Ой, ви витри буйнесенькии,
Ви далече пробували,
Чи не чули, а чи не видали голубки моей?
«Хоч и чули, хоч видали — не знаем, якая».

В свадебных песнях приглашают ветер провожать невесту и развевать ее косу:

Не вий, витре, дибровою,
Повий, витре, дорогою,
За нашею молодою,
Розмай косу…

Развевающиеся волосы — образ девства:

Нехай мои чорни кудри буйний витер мае,
Нехай мене, молодой, нихто не займае.

Ветер — собеседник грустной женщины:

Чомусь, моя мила, важенько вздихае,
З буйнесеньким витром розмовляе.

Она просит его развеять тоску ее и лихую долю:

Повий, витре, повий, витре, по полю, по полю,
Та рознеси, та рознеси мою лиху долю.

Или:

Повий, витре буйнесенький, звидки я тя прошу,
Розвий туту, розвий тугу, що на сердци ношу.

В разлуке с милым она просит ветер повеять в ту сторону, где находится ее милый, известить его, что она тоскует о нем.

Повий, витре, у гороньку.
З Украини у Литвоньку,
Занеси висть милому,
Що я тужу по нему.

Призывая милого к себе, она уподобляет его ветру, обращаясь к последнему и заставляя его отвечать на ее обращение: как трудно веять ветру через глубокие ущелья, так трудно прибывать милому из далекого края.