Русский щит

Сквозь кусты продрался, ломая ветки, боярин Атоний, шепнул на ухо Дмитрию Александровичу:

– Застава перехватила гонца от князя Андрея. Говорит гонец, будто дружина Андреева из Нижнего Новгорода сюда спешит, в подкрепленье ордынцам. И сам Андрей будто бы с дружиной идет. А пока в становище Алгуя из русских только бояре Андреевы да проводники…

Подошел Даниил, стал рядом, прислушиваясь.

– Андрей с войском подходит, – пояснил великий князь.

– Тогда немедля битву начинать надобно! – загорячился Даниил.

Его поддержал Михаил Тверской, разбуженный разговором:

– Решайся, великий князь! Не пропустить бы время!

Дмитрий Александрович глубоко задумался.

Не сраженья он боялся. Сражений за долгою жизнь было многое множество: и с немцами, и с датчанами, и с литвой, и со своими князьями-соперниками. Но биться в поле с татарами предстояло первый раз!

Велик страх перед ордынским неисчислимым воинством, которое казалось людям непобедимым. Ни одной удачи еще не было на счету русских полков в битвах с Ордой. Привыкли люди отсиживаться от татарских ратей за стенами городов, хорониться в лесах, отъезжать от беды в дальние лесные волости.

«Не пора ли ломать эту рабскую привычку? – думал Дмитрий Александрович. – Не ему ли, сыну Невского, великому владимирскому князю, предначертано богом открыть счет победным сраженьям с Ордой? Не ему ли суждено приободрить народ, задавленный ордынским игом, и снова вдохнуть в него веру? Ради такого святого дела стоит рискнуть всем, даже собственной жизнью».

Дмитрий Александрович переступал черту, за которой ждала его смерть или вечная слава – слава первого победителя ордынского войска!

Много будет и после сражений…

Спустя какие-нибудь пятнадцать лет Даниил Московский под Переяславлем-Рязанским встанет против ордынской рати и одолеет ее, и погонит к Дикому Полю, нещадно истребляя насильников. Еще через полтора десятка лет Михаил Тверской выйдет с мужами своими, тверичами и кашинцами, навстречу татарскому полководцу Кавгадьно, и побегут татары, побросав стяги, восвояси. Будет и Вожа, и кровавое Куликово поле, прославившие князя-воителя Дмитрия Ивановича Донского, тоже потомка Александра Невского. Будет хмурая осенняя Угра, равнодушно уносящая трупы воинов хана Ахмата, а вместе с ними и последние следы ордынской власти над Русью. И станут уже называть Русь – Россией. Но все равно в истории земли Русской великий князь Дмитрий, сын Александра Невского, останется первым, кто разбил в поле татарскую конницу!

Долгие годы шел Дмитрий Александрович к этому сраженью. Шел, добиваясь великого княженья и объединяя под своим знаменем раздробленную Русь. Шел первым из князей, не подчиняясь ханским ярлыкам, которые перекупали в Орде его соперники. Шел, добиваясь в степной ставке Ногая разобщения ордынских сил.

Слишком многое было положено на весы в этот час, чтобы можно было решиться без колебаний и тревоги за исход дела.

Но Дмитрий Александрович решился!

2

…Нападение русской конницы было полной неожиданностью для салтана Алгуя. Татарские караульные приняли ее за дружину князя Андрея и не подняли тревоги. А когда разобрались, было уже поздно: дружинники Дмитрия Александровича, Даниила Московского и Михаила Тверского ворвались в татарский лагерь.

Между кибитками и крытыми повозками началась жестокая рубка.

Русские воины повсюду теснили ордынцев, лишенных своих основных преимуществ в бою – простора для маневра и четкого воинского строя. Битва как бы распалась на множество единоборств. А в схватках один на один русские дружинники были намного сильнее степных наездников.

Опытный Алгуй сделал единственно возможное в таких обстоятельствах. Он начал отводить воинов, еще не вовлеченных в сечу, к береговому обрыву, чтобы построить конную лаву и стремительным ударом сокрушить врага.

На призывный рев боевых труб к обрыву стекались ордынские воины, искали свое место в строю десятков и сотен, выравнивали ряды, натягивали луки, готовясь осыпать русскую конницу ливнем стрел.

Салтан Алгуй успокоился. Сраженье приобретало привычное для него обличье. Воины Алгуя уже стояли сомкнутым строем – локоть к локтю, стремя к стремени.

Одного не мог предусмотреть Алгуй: того, что в кустах над обрывом, за спиной его войска, притаилась пешая владимирская рать. Когда конница Дмитрия Александровича устремилась в атаку, над головами ордынцев затрещали кусты, и вместе с лавинами сухого желтого песка по обрыву покатились владимирские ратники с копьями и топорами в руках…

Заметались ордынские всадники, избиваемые со всех сторон. Перемешались казавшиеся несокрушимыми ордынские десятки и сотни. Попадали в сухую жесткую траву разноцветные флажки тысячников.

За считанные минуты тумены Алгуя превратились в беспорядочную, отчаянно вопящую толпу, в которой каждый думал только о собственном спасении.

Еще отбивались, взмахивая кривыми саблями, отдельные кучки ордынских всадников, но дух войска был уже сломлен. Алгуй понял это и, бросив своих гибнувших воинов, с нукерами личной охраны устремился на прорыв.