Русский щит

Дмитрий Александрович про себя отметил, что новгородские послы даже не облачились в боевые доспехи. «Видно, надеются на свое многолюдство, думают взять меня без боя, голыми руками, – с горечью подумал великий князь. – А послов подобрала господа одного к одному, все недоброжелатели мои, знакомцы старые. Только вот переднего не вспомню, хоть и видел его будто бы…»

Решив не показывать страха перед новгородской ратью, Дмитрий остался сидеть в санях. Даже простую дорожную шубу не скинул с плеч. Сдержанно ответил на поклон новгородцев, спросил:

– К чему рать вывели, будто на немцев? С Новгородом у меня мир…

– И мы пока что не с войной на тебя идем, княже! Выслушай вечевой приговор… – начал новгородский посол.

– Не признаю я что-то тебя, – неожиданно прервал его великий князь. – Назовись, коль говоришь от имени всего Великого Новгорода!

Посол обиженно засопел, но ответил вежливо, с поклоном:

– Посадник я новгородский, Яков, Дмитриев сын…

– Одного только посадника знаю, Семена Михайловича, мною поставленного!

– Посадник я новгородский, – упрямо повторил посол и добавил с вызовом в голосе: – Господину Великому Новгороду виднее, одного иметь посадника, или двух, или трех, – на все воля веча! Но речь нынче не о том, – спохватился посол. – Новгородцы приговорили сказать тебе… – И Яков Дмитриевич, достав из-за пазухи пергаментный лист, громко прочитал: – «Княже, не хотим тебя. Иди от нас добром. Если придут за тобой татары и отведут в Орду яко ханского крамольника, мы тебе не помогаем. А от Копорья отступись, передай город нашим наместникам. На том согласны пропустить тебя к Варяжскому морю[92] иль куда еще пожелаешь…»

Дмитрий Александрович облегченно вздохнул: он ожидал худшего. «Дайте только дойти до Копорья, бараны чванливые! – злорадно подумал он. – За каменными стенами да с серебряной казной по-иному говорить с вами буду! Ошиблись тут мудрецы новгородские, щуку в реке утопить захотели!»

Но радость великого князя оказалась преждевременной. Посол свернул пергамент, передал грамоту стоявшему рядом Антонию и произнес несколько слов, вдребезги разбивших надежды великого князя:

– Чтоб был договор наш крепок, приговорило вече взять у тебя заклад, дочерей твоих и бояр, что в обозе с тобой, с женами их и с детьми. Коль скоро выйдут из Копорья мужи твои, заклад твой отдадим. На том вече стоит твердо…

Дмитрию Александровичу пришлось смириться с позорным требованием новгородцев.

В голос запричитала великая княгиня Евпраксия, когда дочерей понесли на руках к новгородскому строю. Следом печальной вереницей потянулись семьи переяславских бояр. Женщины и дети шли, поскальзываясь на льду, а рядом с ними топала сапожищами новгородская стража. Новгородцы краснели от стыда и смущенно отводили глаза: «Достойно ли воинам караулить баб да ребятишек?!»

Переяславских бояр повели в другую сторону. «Не забудь в несчастии слуг верных своих!» – крикнул кто-то из них Дмитрию.

Дмитрий Александрович сидел в санях, опустив голову. Никогда еще не изведывал он такого тяжкого позора! А Антоний – быстрый, никогда не унывающий Антоний! – уже деловито сговаривался с послами, по какой дороге идти к морю, кого послать в Копорье, чтобы передать крепость новгородским наместникам…

Дмитрий сейчас почти ненавидел своего верного слугу за бесстрастность разумной речи, за готовность тут же, не горюя и не переживая стыда, действовать, хитрить, изворачиваться. Ненавидел и восхищался Антонием, понимая, что половиной своих прежних успехов обязан именно ему.

Переговоры закончились. Ушли с Ильмень-озера новгородские конные рати. Тронулся в путь и великокняжеский обоз, за которым – для присмотра! – ехали ратники посадского полка.

Великокняжеский обоз больше недели пробирался по лесным дорогам. Черные еловые лапы качались над головой. И думы великого князя были черными, безрадостными. Кто он теперь? Князь без княжества, без войска, без союзников… Жалкий неудачник, не нужный никому…

Возле пограничной реки Наровы Дмитрий Александрович вылез из саней и молча, опустив голову, пошел пешком к чужому берегу. Новгородские проводники-соглядатаи остались за рекой. Они выполнили приказанное, проводили Дмитрия до рубежа и своими глазами убедились, что он покинул Новгородскую землю. Один из них, седобородый ратник, в прошлые годы ходивший с юным переяславским князем на немцев, проговорил сокрушенно:

– Притих Дмитрий Александрович, согнулся… Выпрямится ли когда-нибудь в прежний рост?..

– Этот выпрямится! – уверенно сказал другой новгородец.

И он оказался прав, потому что, так же неизбежно, как за грозовой ночью следует ясное утро, в душе сильного человека безнадежное уныние сменяется верой в удачу и жаждой новой борьбы. А Дмитрий Александрович был сильным! Много раз он падал, низвергнутый коварными ударами, но снова поднимался, еще более страшный для врагов.