Русский народ в битве цивилизаций

Такой путь особенно близок русскому сознанию и проявляется, например, в категории «терпения», играющей в нем громадную роль. Оно рассматривается как добродетель, исключительно высоко стоящая в иерархии народных ценностей: «Бог терпел, да и нам велел», «Без терпенья нет спасенья», «За терпенье Бог дает спасенье». Очевидно, здесь речь идет не о пассивном перенесении тягот, а о принципе неагрессивной духовной силы. В православной системе понятий тот же взгляд на мир выражается образами «святых страстотерпцев» — прежде всего первых канонизированных русских святых Бориса и Глеба. Они приняли смерть не как мученики за веру, но «в подражание жертве Христовой». Казалось бы, мировоззрение, приемлющее подобные идеалы, должно было создать народ, готовый во всем уступать и отступать, легкую жертву своих соседей. Но в тысячелетней истории появились совсем иные черты — и не вопреки, а в связи с этим мировоззрением. Кажущаяся слабость оказалась силой. Как замечает Г. Федотов (49), «святые «непротивленцы» по смерти становятся во главе небесных сил, обороняющих землю русскую от врагов». В «Сказании» об их гибели говорится: «Вы нам оружие, земля Русская забрала и утверждение и меча обоюду остра, има же дерзость поганьскую низлагаем». И в роковой момент русской истории, перед Невской битвой, как рассказывает летопись, находившийся в дозоре воин Пелгусий видел св. Бориса и Глеба в ладье «одетых мглою». «Брате Глебе, — сказал Борис, — вели грести, да поможем сроднику нашему Александру». Эта фундаментальная антиномия — и не только христианства, но в какой-то мере и всякого религиозного сознания: победа в мире дается жертвой в мире. То есть за счет внутренних сил души (прежде всего — Любви), а не физического преодоления внешних препятствий. И православию очень близко распространение такого взгляда на все области человеческой деятельности, а не только на отношения между людьми. Распространение, возможное лишь за счет осознания Природы как состоящей из наших «ближних», творений — общего Отца.

ЕСТЬ ЛИ НАДЕЖДА?

Имеет ли продолжение в будущее тот «русский путь», который мы обсуждали в предшествующем параграфе? Если имеет, то в нем мы могли бы найти духовную основу для спасения от скорой гибели в зубастой пасти технологической цивилизации. Мы видели, что мироощущение русского православия включает и осознание родства всей «твари», и идеал самоограничения, выраженный в заповеди терпения или образе «страстотерпцев», — то есть коренные духовные основы, на которые такое спасение как раз может опереться. В вопросе «быть или не быть?», стоящем сейчас перед человечеством, каждая цивилизация, сохранившая еще духовные силы и остатки своей индивидуальности, будет искать свой собственный путь. Но для русской цивилизации вся надежда сосредоточена в «русском пути», ибо сменить духовную основу народа, складывавшуюся тысячелетиями, столь же безнадежно, как сменить генетический код человека.

Наиболее весомым возражением против реальности подобных надежд представляется мне следующее. Речь идет о мировоззрении, в самой своей основе религиозном. Казалось бы, оно может вызвать коренное изменение нашего жизненного уклада только тогда, когда религия опять станет основой жизни. Но ведь пока до этого еще очень далеко! Как можно строить надежды на предпосылке такого глубинного изменения сознания в считанные десятилетия, если учесть, с какой скоростью технологическая цивилизация пожирает все живое на Земле!

Мне кажется, однако, что положение более сложно и, может быть, не столь безнадежно. Во-первых, гибельные последствия технологической цивилизации связаны с тем, что не только религия перестала быть движущей силой жизни, но был вытеснен и подавлен несравненно более широкий пласт человеческого сознания. В этом пласте есть элементы, восстановление которых как важных факторов человеческой деятельности является гораздо более простой проблемой, чем глобальное возвращение человечества к Богу. То есть речь идет не о грандиозном скачке в духовной области, а о постепенном процессе. Во-вторых, те концепции, которые почти вытеснены из жизни победным шествием технологической цивилизации, скорее всего не уничтожены в сознании человечества. Видимо, каждый человек и все человечество обладает памятью колоссальной глубины, в которой эти концепции сохранены. Так что речь идет всего лишь об их «восстановлении в правах» в качестве определяющих стимулов социальной жизни. Обсуждению этих двух факторов и посвящена оставшаяся часть работы.