Вероятно, благодаря специфическому складу русского православия, о котором мы говорили в предшествующем параграфе, его связи с раннеземледельческой религией, в нем с исключительной силой проявляется идея благословения Богом всей твари, космоса. «Святость твари» является одним из основных принципов русского христианства. Эту идею можно возвести к загадочной фразе Евангелия от Марка (1:13): когда Христос был искушаем сатаною в пустыне, то он «был со зверьми». Как реакция на монгольское иго, меняется характер русского иночества: основываемые в городе или пригородные монастыри заменяются «пустынью» — отшельник уходит в лес, к зверям. Общение святого со зверями становится стандартным мотивом его жития.
Особенно выделяется тема общения святого с медведем. Сергий Радонежский кормил кусками приносимого ему хлеба ежедневно приходившего к нему медведя. Павел Обнорский жил в дупле липы. Навестивший его Сергий Нуромский увидел его в обществе медведя и других зверей. Особенно распространен образ св. Серафима Саровского с медведем: он встречается во многих народных изображениях святого. Розанов, посетивший Саров, рассказывает, что в память об их близости после смерти св. Серафима сложился обычай — не охотиться на медведей в довольно большом, окружавшем Саров лесу. И не было случая, говорит Розанов, чтобы медведь, встретив человека в этом лесу, причинил ему вред.
Эта связь русских святых с образом медведя кажется мне глубоко символичной, выражающей глубинные и древние переживания. Медведь — это символ Космоса, идущий из глубочайшей древности. Само его имя — только описательное (едящий мед) — заменяет табуированное священное имя. В Сибири его называют также «хозяин», «Мудрый зверь», «князь зверей», «отец», «дед», «старуха» и т. д. Убийство медведя на охоте обычно сопровождается «медвежьим праздником». Над головой и лапами производят ритуальные церемонии, после чего они захороняются отдельно, в особых «медвежьих амбарах». У амуро-сахалинских нивхов и айнов пойманного медвежонка выкармливают грудью. Его выкармливают несколько лет, причем подпиливают клыки и резцы, чтобы сделать его менее опасным. Потом его славят, угощают, одевают как покойника — и расстреливают из луков, отправляя в «другой мир» как посредника между земным и «верхним» миром, где он занимает свое место рядом с Малой и Большой Медведицей (44). Древность этих культур видна из того, что такие же склады лап и черепов медведей, как народы Сибири, создавали и неандертальцы. Особенно большой склад найден в пещере Драхенлох в Альпах. Более того, в одной из альпийских пещер найден череп молодого медведя, жившего около 20 000 лет тому назад, у которого сточены клыки и резцы, как это делали айны и нивхи (45). Образ русского святого, благословляющего медведя, — это символ святости Космоса, апеллирующий к самым древним слоям человеческой души.
Другая столь же фундаментальная концепция — это святость Земли. В украинском фольклоре говорится: Вода — дочь Ульяна, Земля — мато Татьяна, Камне — брати Петро. В русском заговоре: «ты, небо-отец, ты земля-мать». Землей клялись, кладя ее себе на голову. Перед Землей винились за то, что рвут ее грудь сохою. В. Л. Комарович утверждает, что аналогичные следы почитания Земли отсутствуют у западных славян, и относит эти верования к местной, причерноморской культуре (46). Восприятие христианских представлений сказывается в том, что у Земли праздновались именины — на Симона Зилота, 10 мая, на другой день после Николы вешнего. В русских духовных стихах не раз сопоставляются три матери: Матерь Божия, мать, которая дала человеку жизнь в муках, и мать-земля. Грехом было оскорблять землю. Во время битвы на Куликовом поле земля плачет по детям своим — русским и татарам. У Достоевского Соня Мармеладова говорит Раскольникову: «Стань на перекрестке, поклонись, поцелуй сначала землю, которую ты осквернил, а потом поклонись всему свету, на все четыре стороны, и скажи всем, вслух: я убил». И Раскольников целует землю «с наслаждением и счастьем». Алеша Карамазов целовал землю и обещал любить ее «целую вечность». Хромоножка говорит: «Богородица — великая мать-сыра земля есть, и великая в том для человека заключается радость». Конечно, такое отождествление не православно-канонично. Но в православии многое связывает Богоматерь с тварью. В акафисте поется, что Она «всех стихий земных и небесных освящение». «О Тебе радуется, Богородица, всякая тварь».
Дух христианства, открытого Космосу, пронизывает дореволюционную поэзию Есенина. Пожалуй, он составляет центральный стержень его стихов 16-го — 17-го годов. Вот типичный пример (47):