Читаем Русский Мисопогон. Петр I, брадобритие и десять миллионов «московитов» полностью

Про главного своего обличителя, сына боярского Митрофана Ракова, солдат Ганка рассказал, что тот сам осуждал царя за брадобритие и хвалился тем, что, будучи в Воронеже при государе, он остался при бороде, потому что пользовался покровительством самого Митрофания Воронежского: «Я де з бородою на Воронеже ушел к епископу, епископ меня не дал»[562]. А он, Ганка, услышав от сына боярского такие нехорошие слова про государя, якобы ему возражал «от священных книг». Причем этот «деревенский богослов», подобно мельнику Меноккио, без всякого смущения и, кажется, с удовольствием пересказывал стольнику князю Федору Юрьевичу Ромодановскому свои поучения, благодаря чему мы имеем возможность понять, что имел в виду подьячий Григорий Федоров, когда говорил, что «тот Ганка горазд сказывать от книг»:

Вера де наша возсияет по пророчеству Ноеву, как благословил детей своих Сима, Хама, Афета: Симу дал чин священства, Хаму – иго работы, Афету – достояние царское, да благословитца напоследок Афет, да вселитца в селах Симовых к Восточной стране. И то ево пророчество збылось: царь Иван Васильевич пленил земли Казанскую и Астраханскую, и то вселилась в села Симовы. Такожде пишет Езекия пророк в 38 и 39 главах на Гога и Магога, и на князя Розска, на Мосоха: «Гог и Магог, пошлю на тя князя Розска и поражу всю землю твою». Тому свидетелствует то пророчество: и Турское де царство поражено будет нашим царем московским, и будет наша вера до Иерусалима. О двух же царех пишет в Прологу февраля в 4‐м числе: «Кирилл Новоозерский прорек на Русскую землю: „беда, братие, великая будет на землю Русскую, падут от острия меча, и от язык пленени, и глади будут многи по местом, и морове, и туга во языцех“. Вопросил ево некто ученик имянем Дионисий: „потом, отче, что будет?“ Он же рече: „Аз видех Господа на престоле седяща, и два отрока пред ним стоят умиленны и храбры зело. И тогда дано будет им оружие на супротивных, и тогда поклонятца ему вси языцы“. И сие рек, преда де душу ко Господу»[563].

Эта запись рассуждений солдата Ганки перед стольником князем Ф. Ю. Ромодановским позволяет оценить, насколько упрощали его мысли и подьячий Григорий Федоров, и священник Петр, и даже сын боярский Митрофан Раков. Можно предположить, что Ганка Шмуилов действительно такими речами подводил своих слушателей к мысли о том, что Петр – Антихрист. Во всяком случае, среди сторонников одной из версий народной эсхатологической концепции о Петре-Антихристе бытовало убеждение, что вскоре царь покорит все земли Сима: «Соберет жидов всех и с ними, жидами, пойдет во Иерусалим, и там станет царствовать, и их жидов возлюбит, а они де, жиды, в скорых числех его не познают, и будет де у них, жидов, глад и всякая им нужда, и в то де время они, жиды, ево, государя, познают, что он Антихрист и на нем де сей век кончаетца»[564]. Но вряд ли Ромодановский разобрался в этих речах Ганки Шмуилова, который оказался достаточно хитрым для того, чтоб завести следствие в жуткие дебри, а самому отделаться легким наказанием: царь, рассмотрев его дело, велел этого «русского Меноккио» «сослать в Соловецкий монастырь в тюрьму»[565].

Но, в отличие от всех этих людей, выражавших сходные идеи о Петре-антихристе[566], Талицкий не хотел просто сидеть сложа руки, ограничив свои действия только благостными беседами. В своем «Покаянном исповедании» он написал, что, разгадав тайну Петра I, «ревностию своею» возжелал поделиться этим знанием со всеми христианами, дабы они, пребывая в неведении, «не пришли в вечное мучение». Но на допросах и пытках Талицкий рассказал, что он призывал народ «от нево, государя, отступить» «и слушать ево, государя, и всяких податей ему платить не велел». Талицкий считал, что христиане имеют полное право не подчиняться власти Антихриста и даже обязаны так делать: нельзя же одновременно служить и Христу, и Антихристу. Служение Антихристу, выплата ему податей на его скверные дела, выполнение его нечестивых распоряжений – все это неминуемо приведет сотни и тысячи его единоверцев «в вечное мучение». Поэтому он и посчитал своим долгом оповестить людей о том, чтó ему открылось. Талицкий постепенно пришел к мысли, что лучшим способом решить эту задачу будет изготовление листовок, которые следует «пометать на путех, чтоб человецы знали, что той Антихрист»[567].

Из материалов следственного дела его план вырисовывается более откровенно: «Хотел печатать листы и для возмущения ж к бунту и на ево ж, государево, убивство, те листы хотел отдавать в народ безденежно». Иными словами, от осознания, что Петр – Антихрист, Талицкий перешел к идее о сопротивлении его власти, а потом пришел и к мысли о необходимости цареубийства и даже смены правящей династии. Один свидетель показал, что Талицкий однажды высказался о царевиче Алексее таким образом: «Не от доброво де корении и отрасль не добрая»[568].

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальная история

Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века
Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века

Книга профессора Гарвардского университета Роберта Дарнтона «Поэзия и полиция» сочетает в себе приемы детективного расследования, исторического изыскания и теоретической рефлексии. Ее сюжет связан с вторичным распутыванием обстоятельств одного дела, однажды уже раскрытого парижской полицией. Речь идет о распространении весной 1749 года крамольных стихов, направленных против королевского двора и лично Людовика XV. Пытаясь выйти на автора, полиция отправила в Бастилию четырнадцать представителей образованного сословия – студентов, молодых священников и адвокатов. Реконструируя культурный контекст, стоящий за этими стихами, Роберт Дарнтон описывает злободневную, низовую и придворную, поэзию в качестве важного политического медиа, во многом определявшего то, что впоследствии станет называться «общественным мнением». Пытаясь – вслед за французскими сыщиками XVIII века – распутать цепочку распространения такого рода стихов, американский историк вскрывает роль устных коммуникаций и социальных сетей в эпоху, когда Старый режим уже изживал себя, а Интернет еще не был изобретен.

Роберт Дарнтон

Документальная литература
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Французские адвокаты, судьи и университетские магистры оказались участниками семи рассматриваемых в книге конфликтов. Помимо восстановления их исторических и биографических обстоятельств на основе архивных источников, эти конфликты рассмотрены и как юридические коллизии, то есть как противоречия между компетенциями различных органов власти или между разными правовыми актами, регулирующими смежные отношения, и как казусы — запутанные случаи, требующие применения микроисторических методов исследования. Избранный ракурс позволяет взглянуть изнутри на важные исторические процессы: формирование абсолютистской идеологии, стремление унифицировать французское право, функционирование королевского правосудия и проведение судебно-административных реформ, распространение реформационных идей и вызванные этим религиозные войны, укрепление института продажи королевских должностей. Большое внимание уделено проблемам истории повседневности и истории семьи. Но главными остаются базовые вопросы обновленной социальной истории: социальные иерархии и социальная мобильность, степени свободы индивида и группы в определении своей судьбы, представления о том, как было устроено французское общество XVI века.

Павел Юрьевич Уваров

Юриспруденция / Образование и наука

Похожие книги

Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Когда мы слышим о каком-то государстве, память сразу рисует образ действующего либо бывшего главы. Так устроено человеческое общество: руководитель страны — гарант благосостояния нации, первейшая опора и последняя надежда. Вот почему о правителях России и верховных деятелях СССР известно так много.Никита Сергеевич Хрущёв — редкая тёмная лошадка в этом ряду. Кто он — недалёкий простак, жадный до власти выскочка или бездарный руководитель? Как получил и удерживал власть при столь чудовищных ошибках в руководстве страной? Что оставил потомкам, кроме общеизвестных многоэтажных домов и эпопеи с кукурузой?В книге приводятся малоизвестные факты об экономических экспериментах, зигзагах внешней политики, насаждаемых доктринах и ситуациях времён Хрущёва. Спорные постановления, освоение целины, передача Крыма Украине, реабилитация пособников фашизма, пресмыкательство перед Западом… Обострение старых и возникновение новых проблем напоминали буйный рост кукурузы. Что это — амбиции, нелепость или вредительство?Автор знакомит читателя с неожиданными архивными сведениями и другими исследовательскими находками. Издание отличают скрупулёзное изучение материала, вдумчивый подход и серьёзный анализ исторического контекста.Книга посвящена переломному десятилетию советской эпохи и освещает тогдашние проблемы, подковёрную борьбу во власти, принимаемые решения, а главное, историю смены идеологии партии: отказ от сталинского курса и ленинских принципов, дискредитации Сталина и его идей, травли сторонников и последователей. Рекомендуется к ознакомлению всем, кто родился в СССР, и их детям.

Евгений Юрьевич Спицын

Документальная литература
1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука