Все смотрели ей вслед, даже женщина, которой уже можно было заходить в телефонную будку.
Когда Денис дозвонился до Люси – с третьего раза, так как Люсин телефон был безнадежно занят, пропустив и «ушанку» и Лену, было уже около одиннадцати. Как и следовало ожидать, Людмила уже договорилась встречать Новый год с кем-то другим. В конце равнодушного диалога Людмила решить добить Дениса упреком: «Интеллигентные люди звонят, когда условлено. Пока, Денисик, теперь в следующем году звони».
Дома Денис, клацая зубами от холода, достал из буфета отцовскую бутылку коньяка и отпил прямо из горлышка – для быстрого согрева. Горячая жидкость побежала по жилам, и Денис подумал, что интеллигентность, как и коньяк, хороша только для внутреннего употребления.
Кулибин
Старика Матвея звали на селе Кулибиным давно. Никто точно и не помнил, когда к нему приклеилось это прозвище. Хотя Матвей таким уж стариком и не был, но в свои пятьдесят пять лет выглядел намного старше. Сказывалось большое пьянство в молодости, да внушительности добавляла рано поседевшая борода. Матвей бросил пить как-то сразу, в одночасье, когда, ожидая вызова в кабинет председателя сельсовета на очередную «пропесочку», прочитал в каком-то научно-популярном журнале, валявшемся там же, в сельсовете, на окне, как один деревенский умелец-самоучка собрал у себя в сарае самолет. Матвея так поразила эта заметка, что он даже не препирался, как обычно, с председателем, а пропускал ругань мимо ушей. Матвей стоял в середине кабинета, председатель ходил вокруг него, сыпал воспитательным матом, а Матвей все представлял себе, как из обычного деревенского сарая выводят новенький серебристый летательный аппарат в окружении стайки босоногих пацанов. Придя к себе в пустую пятистенку, Матвей сел у окна, закурил папиросу и задумался. Он был неплохим слесарем, мог с закрытыми глазами перебрать трактор. Дерево тоже его слушалось, Матвей еще ребенком вырезал ножичком из суковатых веток забавные фигурки лошадок и разной прочей живности. Оказывается, кто-то своими руками сделал целый самолет – мечту всех мальчишек его поколения, а может, и всех поколений. Тогда-то Матвей и решился. Подойдя к пузатому дедовскому, еще старорежимному буфету, Матвей взял последнюю невыпитую чекушку и, вздохнув, решительно выбросил в окно. Теперь у него тоже появилась мечта – вертолет.
Но мечта – дело серьезное, которое и обдумывать и осуществлять нужно не наскоком, постепенно. Матвей приходил после работы, где на него теперь не могли нарадоваться, ел на скорую руку, что готовила его тетка Елизавета, и шел в свою «мастерскую» – сарай, заваленный разными добытыми в МТС запчастями от тракторов, косилок и другой техники. Родителей Матвей не помнил. Отец сгорел в пожаре, спасая от огня колхозное зерно, мать умерла при родах. Сиротку взяла себе родня, правда, родня состояла из одной тетки, старшей сестры матери. У Елизаветы муж погиб под Вязьмой, еще в самом начале войны, детей своих завести не успели – племянник заменил Елизавете сына. Сначала Матвей придумал специальные мокроступы, приделав к обычным лыжам пустые запаянные канистры из-под бензина. На них можно было ходить не только по болоту – собирать клюкву, не рискуя быть засосанным в трясину, – но и пересекать не очень широкие речушки, которых в изобилии в Мещере. Елизавета тогда отмахнулась: громоздко, мол, пока до болота донесешь – взопреешь. А обратно как нести – с ведрами-то вместе? Уж лучше по-старому, а в трясину, даст Бог, не затянет, ежели с оглядкой-то. Тогда Матвей решил сделать что-нибудь более практическое для хозяйства – стиральную машину, которых тогда еще промышленность не выпускала. Машина была готова через две недели. Матвей водрузил ее в центре избы и продемонстрировал тетке – «Смотри, какая вышла штука», – стиравшей, как и все бабы испокон на Руси, белье на речке. Вода в машине подогревалась на углях до более-менее теплого состояния, и именно это обстоятельство решило ее практическую судьбу. Елизавета одобрительно хмыкнула и дала на пробу непостиранные Матвеины порты. Экспериментальная стирка закончилась триумфом, если не считать, что машина от вибрации упала на пол и вода разлилась по всему полу.
– Действительно, теплая, – не без одобрения пробурчала Елизавета, склонившаяся над полом с тряпкой.
Матвей принес еще ведро, залил, но на этот раз держал машину рукой. Порты достирали – вышло очень даже чисто. Матвей сообразил, что нужно понизить центр тяжести, и приделал к баку противовес из чугунных чушек. Машина стала непереносной, но это от нее, по большому счету, и не требовалось. Ее затащили в угол, даже Елизавета немного помогала, держала крышку – ей изобретение, положительно, понравилось. Может, тогда Елизавета и назвала его Кулибиным, хвастая перед бабами техническим прогрессом, случившимся в ее женском труде.
Так это было или не так, но Матвей с того времени уверовал в себя – его изобретения могли быть полезными для человека. Признание всегда удесятеряет силы художника, а разве изобретатель, по большому счету, не художник?