Однако пришло время ставить шашлыки. Мужчины вышли из-за стола. Александр Семенович подавал шампуры, Юра клал их над углями, остальные, обступив их вкруг, закурили.
– Я вот свой трактор так сделал, такой тюнинг замыстарил, что хоть на свадьбу подавай, – ни к кому особенно не обращаясь, сказал Андрейка.
– В смысле? – спросил кто-то из мужиков.
– В таком смысле, что поставил новые сальники, сменил клапана, отрегулировал, что надо, такую мощь сделал, что гоняй, как на мотоцикле.
– Это как? У меня такой же трактор, я тоже клапана заменил, но не гонять же, – засомневался другой мужчина, постарше.
– А у меня – гонять можно, – развел руками Андрейка, как бы показывая всю непонятливость аудитории.
– Гонять – это с какой скоростью? – спросил Юра, положивший уже шампуры на стенки мангала и закуривая от сигареты тестя.
– Да хоть с какой. До ста километров в час, – не колеблясь, ответил Андрейка, делая ударение на первом «о».
– Сколько, сколько? – изумились мужики.
– Как глухие, честное слово. До ста, говорю.
– Прямо-таки сто? – переспросил Станислав.
– Да и больше выжму, если кураж найдет. – Андрейка был невозмутим, только в глазах прыгали веселенькие огоньки.
Пожилой механизатор тоже развел руками, но с другим значением – сами, мол, видите, заливает.
– А убористый твой трактор-то? – тоже с веселинкой поинтересовался Станислав.
– В каком смысле – убористый? – насторожился Андрейка.
– Ну, например, «Порш» набирает сто километров в час за три с чем-то секунды, а «Ламборджини» – вообще меньше чем за три, – пояснил Станислав.
Мужики посмотрели на Андрейку.
– Не… е… За три, понятное дело, не наберет, – покачал головой Андрейка.
– А за сколько наберет? – спросил Юра.
– Ну…
– Особливо если с куражом? – добавил пожилой.
Все заулыбались. Андрейка, ничуть не смущаясь, всерьез прикидывал.
– За минуту, пожалуй, смогет.
Мужики чуть не повалились на траву от хохота. Андрейка улыбался во весь рот, но стоял на своем:
– Зря ржете, как мерины, честное слово. Завтра хоть могём попробовать – за минуту разгонюсь. Ты, Юр, на своей «девятке», может, и не догонишь сразу-то.
Мужиков от смеха перегнуло так, что даже женщины примолкли за столом и глядели на них с подозрением – не о бабах ли говорят.
– Давайте сделаем «Формулу-11» – главный трек в Лотошине для тракторов, – сквозь смех предложил Станислав.
– Андрейка Шумахером будет, – добавил Юра, вытирая слезы рукавом.
Пожилой тракторист взял себя в руки и, изо всех сил стараясь говорить серьезно, спросил:
– Это по асфальту сотню выжмешь или по грунту?
– По шоссе, конечно. Сцепление лучше, да и колдобин нету. – Андрейка говорил и весело и как бы не в шутку. – Но, чтобы ровно, конечно, в смысле – не в гору.
Юра поворачивал шашлыки трясущимися от смеха руками, Станислав держался за живот, остальные просто рыдали.
– Ну я гарантирую, блин, – уверял Андрейка, – под гору, может, и больше выйдет.
Пожилой тракторист замахал руками, мол, все, верим, только ничего не говори больше, от смеха больно.
– А сам-то пробовал гонять, Шумахер? – собравшись с силами, спросил Станислав. – Скорость как замерял?
– По… ве… вет… ру, – чуть ли не икая, выдавил из себя Юра.
– Зачем по ветру? Ветер и так навстречу дуть может, кстати, понижая скорость. По секундомеру и столбам. Так и вышло – один километр за полминуты.
– Ка-а-ким столбам? – Пожилой тракторист уже давился смехом. – Телеграфным?
– Ну блин, Фомы неверующие, честное слово. По верстовым, знамо дело. Шел, как крейсер.
Станислав не выдержал, отошел к столу, налил из Андрейкиной бутылки чего-то красного и залпом выпил. Любаня вопросительно посмотрела на Станислава.
– Не, просто класс. Я так уже годами не расслаблялся, – сказал, отдуваясь, Станислав. – Веселый парень ваш Андрейка. Как ты тут, не скучала?
– Да уже начала немного. – Любаня чуть игриво улыбнулась.
Подошли, досмеиваясь, мужики, держа в руках шампуры – шашлык был готов. Андрейка сел за стол, Лида грозно посмотрела на него, но наливать не воспрепятствовала. Выпили за родителей, потом снова за «совет да любовь», потом за деток, резвящихся вокруг стола, потом Станислав предложил поднять рюмки за Родину, и это прозвучало не пафосно и не фальшиво, а в самый раз. Родина – это люди, а вокруг сидели такие простые и такие разные, но настоящие люди, что было ясно – Россия здесь. Может, даже наверняка не только здесь, а много где еще, но не в Москве, не на Рублевке, а именно здесь, на тесном участке при небольшом домике, где теснота не замечалась из-за какой-то другой, главной широты – той, что внутри. Выпили серьезно, с осознанием. Запелись песни. Начала Любовь Николаевна – Наташа была права, голос был у нее высокий, сильный, чистый. Бабы звонко подхватили, мужчины вступали не сразу, по одному.