Вася вздохнул, покоряясь судьбе. На обратном пути мы захватили еще дров, и баня продолжилась. Электрический леший сел в углу, противоположном от девушек, под наблюдением продолжавшего трястись Олега. Я пропарил обеих подруг от души, из двух березовых веников остались всего полвеника и один полноценный можжевель. Выскочив в темноту под дождь, мы скинули простыни и бухнулись с разбегу в кипевшую Волгу. Да… Мне вспомнилось мое послебанное купание в Байкале, это было похоже, но все-таки речная вода, хоть и байкальской температуры, была ласковей. Да и вход в воду был песочный, а не каменный, а это намного приятней, как понимаете. Вдоволь побарахтавшись, мы в состоянии отдохновения вернулись под банную крышу. Давешние братаны были уже там и вынимали бутылки из пакета.
– Все, как сговаривались, – сказал первый «один», – с тебя двести рубчиков.
Я вспомнил, что двести было сверху. Мелочь достал кто-то из девушек, с трудом отведя заблестевшие глаза от бычьих шей поставщиков. Заметив эти маслянистые взгляды, я не стал настаивать на совместном застолье, и братва, захватив лешего, который, в свою очередь, не мог оторвать взгляд от водки, удалилась.
– С легким паром, други! – Я разлил беленькую по стакашкам.
Олег потянул было свой, но Светка его остепенила.
– Ты что, тебе завтра, вернее, сегодня уже везти нас в Москву. Как ты за руль сядешь, попарился хотя бы.
– Спокуха! Рыбалка есть рыбалка! – сказал Олег и сам налил себе по полной.
Светка покачала головой, я пожал плечами, Танька улыбнулась.
– Если что, я могу сесть за руль. Я почти трезвая, а после бани с Волгой, так вообще. Могу сейчас не пить.
Олег поставил стакан и тотчас налил себе еще.
– С легким паром! Ты думаешь, я водить разучился? А мы, правда, сегодня едем?
– Теперь не знаю, – ответил я за Татьяну (золотой фонд) и тоже выпил, – ну, за Волгу!
Через бутылку Олега перестало трясти, может, по той причине, что он уснул, уронив голову на стол. Его храп мешал мне рассказывать девкам сальные анекдоты вперемешку с лирическими стихами, но Светка не дала будить мужа.
– Пускай себе. Может, хоть немного проспится.
– Лучше бы пропарить, – сказал я, и на этих словах выключился свет.
– Обана! – сказал девичий голос в кромешной темноте.
– Пиз…ц! – сказал второй девичий голос.
– В эксперимент включился электрик, – сказал мой голос (фонд).
Используя Танин телефон по последней оставшейся функции – в качестве фонаря, – мы стали искать щиток. Я догадался открыть заслонку, от углей в топке стало чуть светлей, но щиток не находился.
– Гостеприимство – просто зашибись, – прошипела Света, ударившись коленкой о стол, – точно не баня, а болодя какая то.
– Родину не выбирают, – заметил я и тут нащупал щиток на стене. – Одну минуточку… так… а так… ни х…я, как говорят в народе.
Свет отключился фатально.
– По-моему, надо валить в гостиницу, – мудро предложила Татьяна.
– Согласен, – поддержал я, – а на чем? Таксиста-то еще в Мышкине прое…ли.
Девушки от души выругались.
– Вот видите, мат как эмоциональная окраска русского живого языка наиболее интонационно емко передает личностную оценку происходящего…
– Я вот сейчас муженька разбужу и емко передам ему свою оценку, – не дала мне закончить мысль Светка, – так емко… емче не бывает. Где кочерга?
Олег замычал во сне, наверное, уловил интонационную оценку супруги.
– Без паники на «Титанике», – скомандовал я, – все сидят здесь, никто отсюда никуда не уходит, что бы ни случилось. Хоть бы эта баня сгорела к еб…ням! Я иду на разведку – в смысле – за Васей. Также насчет транспорта организую. Никто никуда не выходит, понятно?
Девушки выразились в том смысле, что слушаются и повинуются, но боятся остаться одни.
– Олега не будить – пусть спит. Он еще не совсем потерян для общества, – наказал я и, наспех одевшись и прихватив с собой последнюю бутылку водки, вышел в волжскую ночь.
Мокрое шоссе было абсолютно пустым. Вдалеке светил одинокий фонарь, завидуя пышным звездам. Я вспомнил армейские разведнавыки, сориентировался на местности и скоро обнаружил какие-то строительные вагончики. В тусклом свете фонаря проступила надпись «Хранилище ебня». «Какая-то загадочная местность», – подумал я и постучал в дверь вагончика.
– Что надо? – На порог вышел заспанный охранник.
– Ты сам православный? – спросил я и вытащил из-за пазухи бутылку.
Ожидаемый эффект превзошел все ожидания. Через пять минут мы с Толиком сидели в его вагончике, ругали правительство, Америку и тещ. Попутно я звонил с Толикиного мобильника в Москву, чтобы мне дали телефон диспетчера такси в Ярославле, откуда уже могли позвонить в Углич и вызвать нам машину.
– Ты Васю-электрика знаешь? Что-то мне подсказывает, что он не мог уйти далеко, – спросил я, закусывая Толиной капустой.
– Знаю. Чудной человек. В соседнем вагончике обретается.
– Где ебню хранят?
– Чего хранят?
Я сказал про надпись, Толик, захлебываясь смехом пояснил, что имелся ввиду щебень, но «Щ» кто-то замазал, может, и Вася.