Над степью, в желто-пыльном небе, ревели немецкие самолеты. А наши, не задерживаясь, пролетали на запад, к фронту. Немецкие хищники яростно обстреливали из пулеметов прошлогодние копны, шалаши чабанов, одинокие деревца.
Появление днем на степной дороге целой батареи было дерзостью. Агренков спешил в Сталинград, но прибыть туда за эти сутки не удалось. Уходя от «мессершмиттов», батарея свернула в балку. Машины и орудия закрыли сетками камуфляжа.
Как ни была обожжена огнем войны степь, как ни были пустынны ее дороги, она все-таки жила. Балками и оврагами к Дону двигались свежие войска. Мимо батареи, тяжело оседая в пепельный глинозем, проползли танки. Башни машин устланы травой, из открытых люков топорщились снопы ковыля. Броня танков новая, без царапин и вмятин.
Вслед за колонной танков трусила пара рыжих коней, запряженных в походную кухню.
Ездовой, стоя на оглоблях, высматривал путь, норовя обогнать машины, и стоило им замедлить ход, как ездовой, гикнув на лошадей, гнал их в обгон.
Все, что происходило вокруг, в балке, в степи, для артиллеристов было новым, волнующим. Несмотря на то, что фронт уже подходил к Сталинграду, Хвастанцев не ощущал тревоги и неорганизованности. Чья-то железная воля управляла каждым человеком. Вот они, гаубичники, не посланы в бой, хотя каждый из них желал этого. Значит, рассчитаны силы.
Поделившись такими мыслями с товарищами, Хвастанцев, вспомнив недавнее прошлое, сказал:
— А помнишь день, когда мы собирались взрывать гаубицы? Не буду скрывать, мне тогда страшно стало.
— А теперь не страшно?
Петраковский, который будто не слушал этого разговора, вдруг крикнул:
— Смотрите, смотрите!
С высоты, свистя и воя, пикировал немецкий истребитель, под ним была пустынная дорога, без облачка пыли. На ней стоял человек и смотрел на самолет. Человек вдруг резко сорвался с места и побежал не в сторону балки, до которой было не меньше 300 метров, а навстречу самолету. «Мессер» пронесся над ним, обстрелял и снова взмыл вверх. Человек поднялся и затрусил к балке. Быстро двигаться ему мешал большой сверток бумаги.
Нельзя сказать, что человек просто убегал, нет, он, свернув с дороги, переполз открытые места, затаивался в траве, а когда самолет взмывал вверх — поднимался и бежал, сколько мог. И вот он в балке.
— Живем, хлопцы! — крикнул он со злостью и подошел к артиллеристам. — Огонек будет?
Солдат положил сверток — это были газеты, — оторвал на папироску клочок бумаги. Над правой его бровью кровоточила ранка. Не докурив, солдат заспешил.
— Мне до той балочки. Газеты свежие надо поскорее доставить.
Чем ближе к Волге, тем круче увалы и шире зеленые балки. По их склонам стоят серебряные тополя, застывшие в тихом воздухе степного утра.
Вот и Сталинград…
Остановилась головная машина. Шоферы выключили моторы. Батарейцы, забравшись на крыши кабин, жадно оглядывали город, но глаз не охватывал его махины. Увитый синеватым туманом, озаренный широкими лучами солнца, он был красив своей особенной, волжской красотой. Дымили заводы. Ярко серебрилась Волга. Глядя в верховья, представлялось, что река каким-то чудесным образом поднялась над крышами домов. С высоты перекатов она стекала вниз, пряталась под каменные стены города и снова разливалась за изгибом — там начинался широкий астраханский плес. Низину заречья захлестнул туман, и только далеко на востоке чуть виднелись курганы.
На своем пути от Северного Донца батарейцы впервые увидели большой город: не думалось бывать в нем, а довелось. Солдаты отряхнули пыль с гимнастерок, разгладили пилотки. Хвастанцев почистил козырек фуражки, подтянул поясной ремень.
Въехали в город. На улицах сталинградцы рыли и копали щели и окопчики. Рогатки «ежей», сваренные из обрубков рельс и металлических балок, стояли наготове у поворотов. В фундаментах угловых домов — пробиты пулеметные амбразуры, а там, где не было каменных стен, стояли стальные колпаки огневых точек. Вот он какой, Сталинград! Люди в спецовках, будничных костюмах, с чемоданчиками и узелками в руках торопливо шагали к трамвайным остановкам. На гаубичную батарею почти никто не обращал внимания: город привык к войскам и сам становился военным лагерем.
На зенитной батарее ударили сигнал воздушной тревоги, и откуда-то издалека по каналам городских улиц прокатилась тяжелая взрывная волна. Часто, со звонким треском ударили зенитки. Опустела площадь. Батарея и солдаты Агренкова укрылись под густыми кронами кленов.
— Товарищи, — сказал Агренков, — вот и Волга. Мы в Сталинграде. Он сейчас под огнем. Третья гаубичная батарея в боях за этот город должна показать себя.
После отбоя артиллеристы сели в машины, и батарея медленно потянулась по городу.
Батарея остановилась недалеко от штаба округа на площади Павших борцов. Благодаря случайной встрече с однополчанином — офицером Снегур комбату Агренкову удалось избежать разговоров в штабе округа, мытарств с людьми на пересыльном пункте. Полк, оказалось, стоит юго-западнее Сталинграда, в степном селе Дубовый Овраг. Однополчанин предложил немного подождать.