Русский фронтир

– Да я и не виню. А что касается Алексея Долгопольцева, то я как в первый раз его увидел, сразу понял, кто он такой. Все-таки кто ж не знает, как выглядел штабс-капитан Неверовский? Вот с такой-то родословной, да с такой внешностью разве ему ко мне надо было на должность простого ремонтника устраиваться? У нас город новый и традиций еще мало. А Неверовский – уже традиция. Правда, он не из этих мест, но все равно к городу уже причастен, раз площадь его именем назвали и памятник ему поставили. Он ведь погиб как раз, когда наш город только-только строился. Вот так его имя и увековечили. А такие, как этот Долгопольцев, – птицы высокого полета. Да его с руками любое городское управление оторвало бы, попросись он туда на службу. Должность какую-никакую, а предложили бы. Он должен был это понимать. Я даже как-то ему на это намекнул. Но он сделал вид, что не понял меня, но я видел, что все он понял. Выходило, что что-то он скрывает. Не хочет, чтобы его узнавали, даже бороду отрастил. Странно мне это было. Проверил, что такое с ним приключилось. Выяснил я, что у него раньше другая фамилия была. Не Неверовский, а другая, не помню сейчас какая. Но он ее сменил. Какая-то семейная драма случилась, после которой он попал в Дом приюта. Я знаю, что он потом в университете учился на программиста. Отчислили его. Что-то с ним там тоже неприятное вышло. Кого-то он из своих однокурсников, что ли, сильно избил? Не смогли дело замять. Выходит программа дубликации с ним осечку дала? Вот, может, и фамилию он из-за этого сменил? Подумал, что не оправдывает доверия? – спросил начальник, взглянув на Раджива. Тот сидел в задумчивости и не отвечал. – Может, вы кофе хотите? – неожиданно спросил Викентий Петрович. Вероятно, на такое предложение его навело сонное состояние следователя.

– Нет, – сказал Раджив, хотя, признаться, от кофе он не отказался бы, но ему вдруг захотелось быстрее вернуться в отделение. Упоминание программы о дубликации, вернее, как она официально звучала «Об увековечении памяти выдающихся людей Империи, сохранение и распространение их генетического материала» – навело его на дальнейший ход расследования. – Спасибо, пожалуй, я выяснил у вас все, что хотел, – он встал и протянул руку Викентию Петровичу.

– Рад был помочь. Я вот еще что подумал, а может, это было самоубийство? – Начальник вновь тряс руку Раджива и не отпускал ее. – Ну, устал человек от жизни. Не получалось у него ничего. Некоторые в ванну теплую залезают и вены себе режут. Поэты там непризнанные и прочие. А он наоборот. На холод отправился, снотворного выпил и обогрев одежды отключил?

– Снотворное? А откуда вы о нем знаете? – насторожился Раджив.

– Да не знаю я о нем. Просто в голову пришло. А что, оно было? – Следователь не отвечал и внимательно смотрел на Викентия Петровича. – Не знал я о нем, – повторил начальник и вновь затряс руку Раджива, явно чего-то испугавшись. – Вам, конечно, виднее, – продолжил он, изобразив на лице теперь уже немного вымученную улыбку. – Рад, в общем, был помочь. Обращайтесь в любое время.

Раджив привык общаться лично, в Индии это много значило, но он решил, что если будет кататься из одного места, где ему надо получить информацию и кого-то опросить, к другому, то напрасно потеряет много времени, поэтому отправился домой, благо технологии позволяли вести расследование, никуда не выбираясь из своей квартиры. Положим, она была совсем не его. Жилье ему выделили из фонда полицейского управления. По меркам Бомбея эти двадцать пять квадратных метров с двумя окнами, выходившими на уютный дворик с десятком деревьев, считались царственными хоромами. Сразу по приезде он распаковал сумки, разложил содержимое по шкафам, повесил на дверь колокольчик, чтобы отгонять злых духов, а на стол поставил деревянную статуэтку Ганеша. Этим все и ограничилось, потому что Раджив постоянно пропадал на работе.

Начальство пока не противилось дальнейшим изысканиям. Раджив вообще пока мог не отчитываться. Ситуация терпела.

– Копай, копай, – сказали ему.

Раджив хотел найти ответы на несколько вопросов. Для себя. Например, отчего Алексей оказался в Доме приюта? Дубликатов выдающихся людей пристраивали в самые хорошие семьи, занимающие положение в обществе не ниже положения семьи образца для копирования. Делалось это для того, чтобы дети не испытывали никаких трудностей, получали хорошее образование, а впоследствии служили на благо Империи. Это был ее золотой фонд. Им просто так не разбрасывались.