Русский фронтир

Тогда монах переключил внимание на порядком разгромленный стол в надежде, что хоть закуска поможет стать чуть более трезвым и достойно ответить оппоненту. После нескольких попыток ему удалось нашарить кусок вареной курицы и кое-как сжевать остывшее птичье мясо.

Надежды обманули. Не в первый и не в последний раз. Окружающее упорно не желало приобрести положенную четкость, коварно расплывалось, и в полном соответствии с внешним миром никак не могли оформиться в нечто определенное мысли.

– Сын ведь, – наконец изрек Доминик.

Но не стоит все сваливать лишь на употребление определенных напитков. Спор на чужом языке – дело достаточно трудное. Вернее сказать – выпитое усугубило положение монаха, сделало его достаточно безнадежным.

– Ну, сын. – Григорий выглядел гораздо лучше. Кто не знал священника, мог бы решить, будто он вообще не пил. Если, конечно, исключить запах сивухи, исходящий от батюшки.

Доминик хотел что-то сказать, но на его беду стол вдруг качнулся и устремился навстречу лбу.

Звук получился такой, будто дерево ударилось о дерево. Только Доминик ничего не услышал. Он так и засопел, не отрывая головы от столешницы и даже не ведая, что промахнулся и не попал лицом в ближайшую миску.

– Эх, – пренебрежительно заметил Григорий, оставшись таким образом в полном одиночестве.

Он осторожно потормошил монаха за плечо. Потом проделал то же самое, но более энергично. Никакой реакции не последовало.

– Эх, как разморило человека! – вздохнул отец Григорий. – И с чего бы?

Последнее прозвучало на редкость простодушно. Сам-то Григорий чувствовал себя весьма бодро и действительно не мог понять: почему вдруг ослаб собеседник?

В углу стола стояла наполовину опорожненная четверть, и сохранившаяся часть ее содержимого звала к продолжению беседы. Только беседовать было не с кем.

Григорий посмотрел за окно. Нет ли кого проходящего мимо?

За окном царила такая плотная тьма, что разглядеть хоть что-нибудь оказалось невозможным. Да и кому там ходить, когда все вокруг ложатся с заходом солнца?

– Грехи наши тяжкие! – пробормотал батюшка, плавно соскальзывая в сон.

7

Тьма была не настолько непроглядной, если смотреть не через затянутое слюдой окно. Небо было безоблачным, помимо звезд светила половинка растущей луны, и в ее сиянии степь казалась отнюдь не сплошным черным пятном. Отдельные места скрывались в тени, зато другие казались обманчиво видимыми. Именно обманчиво, ибо даже простое колебание травы порою казалось чем-то иным, зловещим.

Станица спала, как заснул наконец и отец Григорий. Здесь же, почти на вершине холма, возвышающегося над окрестностями, продолжалась жизнь. Она была предельно тихой, практически не проявляла себя в движениях и все-таки не имела ничего общего с сонным царством. Скорее она была подобна жизни хищника, притаившегося в засаде. Вроде бы стоят неподвижно кусты, неподвижно тело, однако стоит появиться добыче – и мгновенно следует стремительный бросок.

Тут была не засада, однако общий смысл действа был таков же. Просто дежуривший в данный момент Петр Семилетов неподвижно лежал чуть пониже гребня холма и всматривался в бескрайнюю степь, пытаясь заметить, не идет ли по ней кто нежелательный.

Ночь была гораздо ближе к утру, чем к вечеру, и иногда казак ловил себя на том, что глаза пытаются закрыться, сознание исподволь хочет покинуть тело, скользнуть в крепкие объятия сна. Тогда приходилось тереть веки рукой, изредка – щипать себя, пытаясь взбодриться. Лучше было бы хоть ненадолго подняться и энергичными движениями прогнать сонливость прочь, но только тогда получится, будто и не в секрете находится казак, а так, отдыхает ночной порой.

По ощущениям время вплотную двигалось к смене. Петр перевел взгляд на небо, оценил положение луны и убедился: осталось совсем немного. Даже меньше часа. А там – разбудить Луку, спящего на другой стороне холма, самому же спокойно завалиться на его место – уже до рассвета.

Глаза не лучший союзник ночью. Даже такой, когда им помогает луна. Намного раньше, чем Петр что-то заметил, он услышал отдаленное ржание лошади.

Или померещилось?

Казак приложил ухо к земле. Похоже, кто-то двигался по степи, причем количество едущих было не столь малым.

А вот и они.

Вдалеке на освещенном участке темными точками показались всадники. Сосчитать точно было невозможно, однако их действительно было довольно много. А сотня или две-три – уже не играло столь большой разницы по сравнению с самим фактом появления.

Петр бесшумно, так что невозможно было бы расслышать, даже оказавшись вплотную, отполз заранее намеченной тропой туда, где в небольшом распадке на противоположном склоне спали товарищи по заставе. Еще ниже паслись стреноженные кони.

Сон казака чуток. Иначе с легкостью проспишь свою смерть.

– Пора?

Младший урядник Трезубов спросил тихо, но остальные приоткрыли глаза.

– Степан Григорьевич, там гости, – так же тихо отозвался Семилетов.

Никто не стал вскакивать на ноги и хвататься за оружие. Просто казаки бесшумно сдвинулись ближе к дозорному и замерли в ожидании.

– Большой отряд конных. Идут чуть правее нас, – прошептал Семилетов.