Их детские зыбки тоже мудреные. К гибкому шесту, укрепленному, как у токарей, в потолок, привязывают тесьмою или веревкою продолговатую корзину, в которую кладут младенца, обложив его старым лохмотьем, какими-нибудь общипанными перьями, или соломою; потом корзинку то тянут вниз, то отпускают вверх, приводя ее таким образом в качательное движение; когда же мать хочет дать ребенку груди, то она, не вынимая его, наклоняется для этого над корзиною.
При постройке своих изб они довольствуются небольшим топором с прибавкою разве еще угломера, а вместо скобеля употребляют кривой крюк, каким в Германии мясники очищают и соскребают чурбан, на котором рубится мясо или готовятся колбасы. Этих орудий им, как и русским, стает на все, и избы их поспевают в самое короткое время. Двери в последних обыкновенно так невысоки, что входящему надо очень низко наклоняться, и когда их отворяют, из избы валит такой дым и чад, что можно упасть в обморок или задохнуться; но жителям ни до этого, ни вообще до какой-нибудь чистоплотности, нет ни малейшего дела.
Из всего сказанного легко себе представить, какой жалости достойны эти бедняки, когда Промысл насылает на них голод, войну и повальные болезни, особливо же чуму.
В проезд мой этими краями к С.-Петербургу, я находил еще кое-кого по деревням; но на возвратном пути, на каких-нибудь 30, 40, 60 и более миль, уже не было ни одной живой души; все погибло и перемерло, и если бы Царь, овладев Лифляндией, не устроил по дороге из Нарвы через Дерпт (теперь этот город — одна груда камней) до Риги, т. е. на расстоянии почти 100 миль, для собственного своего удобства и для порядочных путешественников, нескольких почтовых домов, через каждые 3 или 6 миль, то проезжему в суровое зимнее время пришлось бы погибнуть от стужи и голода.
Война и моровая язва в конец разорили плодоносную и богатую Лифляндию и Курляндию. В деревнях почти не видать жителей, хлеб стоит на полях несжатый, скот разбрелся и съеден волками, дома в совершенном запустении; помещичьи имения и большие общины, в которых было по нескольку тысяч крестьян, так вымерли, что местами осталось не более трех, четырех или шести душ…
Упомяну также, что чума хотя доходила до Нарвы и, как говорят, до Копорья, однако в С.-Петербург не проникла; но так как и здесь недостаток продовольствия имел следствием большую смертность, то вывели заключение, будто бы в этом городе тоже чума, вследствие чего были приняты разные меры предосторожности.
С умирающими из бедных классов здесь немного, впрочем, церемонятся: труп, завернув в рогожу, привяжут веревками к шесту и таким образом несут его два человека, а много что везут на дровнях (как мне самому случалось видеть) совсем нагой на кладбище, где зарывают его в землю без всякого дальнейшего обряда.
«Описания С.-Петербурга в 1710 и 1711 гг.»
ПЕТЕРБУРГ В 1720 ГОДУ
Около Петербурга царь укрепил берега реки, устроил плотины и шлюзы, прорыл каналы, для того, чтобы лишняя вода, нагоняемая бурею с моря, нашла, куда расходиться: если бы этого не было, волны залили бы строения. Шлюзы сверху покрыты досками, так что по ним можно ездить на лошади. Чем ближе к морю, тем более широким руслом течет Нева и разделяется на несколько рукавов, которые расходятся в разные стороны. По берегам этих рукавов вколачивают теперь сваи, в иных местах берега ровняют; чтобы могли подходить суда, расширяют, поднимают и углубляют дно, где понадобится.
Город этот раскинут на громадное пространство, где всякий сенатор, министр и боярин должен иметь дворец; иному пришлось выстроить и три, когда приказали. Счастлив был тот, кому отведено сухое место; но, кому попалось болото и топь, тот порядком нагрел себе лоб, пока установил фундамент, вырыл лес, так как чем ближе к морю, тем почва низменнее и более болотиста. Еще и теперь, хотя дома и отстроены, но они трясутся, когда около них проезжает экипаж, а это — вследствие непрочного фундамента. Эта часть уже имеет вид города: есть там дома, шлюзы и громадные строения с флигелями и всеми удобствами. Далее по направлению к Кронштадту немало еще места, где уже начинают строить, и где уже поселилось несколько тысяч мещан у самого моря.
Есть здесь церкви, коллегии, дворцы и так называемые лавки, где можно все получить — это четырехугольное строение, в котором, как по одну, так и по другую сторону живут купцы. Дворцы — громадные каменные, с флигелями, кухнями и удобствами; только они наскоро построены зимою, так как здесь лето непродолжительно. Еще половина этого города не выстроена.