Русский быт в воспоминаниях современников

После сенокоса начинается такая же трудная и продолжительная полевая работа, в которой по их деятельности в трудах одна, кажется, веселость сохраняет от изнурения. Начав вскоре после полуночи, как только чуть свет пояснит предметы, работе предлежащие, продолжают оную до жестокого иногда жара полуденного, когда наступает время подкрепления изнуренности пищею и отдохновением; но они и в сие, между пред обедними и после обедними работами короткое время успеют сходить покупаться в реке или по крайней мере облиться у родников и, кажется, этим подкрепляют себя более, нежели пищею и сном, а потом паки в поту работают до сумерок. Тогда жнецы и жнеи, помолясь, на месте работ, Богу, собрав все при них в поле находившееся, тронутся каждое семейство с своей полосы, сходятся на дороге, где к ним присоединяются пахавшие, боронившие и сеявшие, кои, оставя при везомых на телегах земледельческих орудиях старичков или малолетков, начинают песенку и с тем вместе забывают понесенные в минувший день труды; не смотря на то что в сем ходу каждая из них — что несет, которая посуду с пищею и питьем к ним на поле вынесенную, которая за плечьми в колыбельке грудного ребенка, а которая уже отнятого от груди, но ходить еще не могущего, на руке, неся при том на другой тоже что-нибудь из посуды, но и сии не отстают ни в ходу, ни в песнях и прочих забавах, какие можно употребить, идучи с ношами. Сию картину; вместе с тою, которую они изображают, рассыпавшись по полям каждый на своей полосе, поспешает сделать предположенное и приняться за другое, описать не умею, однако же, она, оставшись в моей памяти всегда, при взгляде на земледельческое семейство, напоминает, с каким понятием должно смотреть на земледельца.

Судя по неразлучной с ними веселости, казалось бы, что они и любят только одну веселость, а труды только собственно их пользу составляющие; напротив того, они любят и господ своих, сколь бы он ни был не знатен и столько к ним привязаны, что я так же, как и веселости их, в подобных им приверженности нигде не находил. Каждый готов был драться с тем, кто осмелится сказать что-либо к осуждению господина его, хотя бы он и не видал его никогда, а потому они не только своих, но и чужих господ не пересуживали, кроме тех, кои, ездя со псовыми охотами, истаптывали их поля, — тем они пели песни, выражающие занимающихся такою охотою в самом невыгодном виде и разумении. Но и из охотников они соседа и хорошего отцу моему приятеля В. Н. П…ва любили, потому что он, не известя в виде просьбы позволения батюшки моего, в общие наши рощи не приезжал, при том по уборке уже с полей всего и не кидал гончих близ озими, дабы оную не топтать не только лошадьми, но даже собаками. При том он был не такой охотник, какие в песнях их описываются: крестьян продают, собак покупают, напротив, собак продавал, а крестьян покупал. В самом деле, он имел хороший завод собак и продавал по тогдашним временам, когда дорогою ценою за одну он взял пятьсот рублей, что ныне 2000, с губернатора…

Работу на господ, которые почти все жили в других местах, не смотря на заочность, отправляли точно так же, как бы под личными их распоряжениями и при том так много, что из числа разных барщин одна, состоящая из восьми душ одного семейства, обрабатывала по десятине на душу, следовательно, каждый год по шестнадцати десятин для господина обрабатывал один двор, который за всем тем был из числа богатейших сей деревни и только жать посылал господин из другой деревни ему на помогу. Каждая барщина, сколь бы ни была мала, поставляла себе в преимущество, если которой удавалось сделать что-нибудь барское лучше других и тогда над теми, кои по небрежению ими упущению время сделали не хорошо для своего господина, и даже в размолвках попрекали: какие вы крестьяне, что для барина своего сделали хуже всех. Видя такую тщательность, и отец мой своим крестьянам не назначал для своей работы дней, не разделял с ними по три, потому что маленькая его барщинка выбирала для господской работы лучшие времена и работала так, что и неотлучный надзор не мог бы прибавить ничего лучшего.