По приезде в Тамань (в 1794 году), явились Сутыка и я к начальнику — полковнику Головатому; он принял нас ласково и велел мне явиться к нему на другой день. Когда я явился к нему, расспрашивал меня о житье нашем в Березани и между тем спросил об Очаковском городничем Зорине и о том — как отозвался он о куренях, подаренных Головатым графу Салтыкову?
Надобно сказать, что курени, построенные казаками на Березани собственными средствами, без пособия казны, были их собственностью; они были не что иное, как землянки, в которых очень мало употреблено лесу, и потому они стоили весьма малой ценности. У графа Салтыкова, близь Очакова, было имение. Курени эти Головатый подарил Салтыкову, для чего препроводил к нему в С.-Петербург составленную мною опись куреням; но, не видавши их в натуре, по описи нельзя было судить о достоинстве их, и как около Очакова места безлесные, то 40 куреней в такой стороне могли представляться приятною находкою; но курени, в которых в каждом было только по 8-ми небольших бревен, сами по себе стоили весьма незначительные цены. Граф Салтыков переслал опись к городничему Зорину, чтобы он принял по ней курени и отправил их в имение его. По этому-то случаю и спросил меня Головатый о Зорине.
У Головатого были в это время гости — свои подчиненные, и некоторые с женами. На вопрос его о Зорине и о том — как отозвался он о подаренных графу Салтыкову куренях, я затруднился отвечать ему, сказавши, что Зорин отозвался очень нехорошо, так что совестно и непристойно даже и повторить слова его, особенно при дамах. Он приказал мне сказать прямо, и я, исполняя волю начальника, сказал, что Зорин отозвался так:
— Соломон этот Головатый!
И прямо на-бело повторил то, чем заключил Зорин эту фразу — из русского народного словаря… Это заставило расхохотаться Головатого; он велел мне еще повторить ответ городничего, и я повторил его в присутствии дам… Патриархальная простота нравов! Давно было это и притом в Черномории; а черноморцы тогдашнего времени, составлявшие сборище людей со всех сторон — вовсе не отличались деликатностью, свойственною позднейшему времени и образованию…
Атаман Чепига с кавалериею воротился из похода в 1793 г., за год до прихода пехоты черноморских казаков, и основал кош свой, то есть построил землянки, в 200 верстах от острова Тамани, на Кубани. Место это было изобильно лесом и водою; оно показалось выгодным для устройства постоянного города, и приступили к устройству: заложили церковь, выстроили дом для канцелярии и начали строить частные дома. Затем последовало и разрешение правительства: быть здесь городу, который и назван Екатеринодаром.
Избранием места для города на Кубани Головатый сделал большую, невознаградимую ошибку: место это окружено болотами; в весеннее время свирепствуют там лихорадки и производят в народе сильную смертность. Заметил это и атаман, но уже поздно, когда существование города было утверждено, начаты и окончены некоторые капитальные постройки. Вот каким образом образовался Екатеринодар. Со стороны правительства не было прислано опытных и сведущих людей для осмотра удобности места для поселения. С того времени доныне Екатеринодар все так же место самое нездоровое и особенно весною много умирает людей. Самое лучшее место для основания города было бы остров Тамань — в отношении здоровья людей; но в отношении военном, охранения границ от набегов закубанцев, Екатеринодар представляет преимущество…
«Похождение или история жизни
черноморского казака»
Армия
КАК НАЖИВАЛИСЬ ЭСКАДРОННЫЕ КОМАНДИРЫ
Сей переход открыл мне глаза, каким образом наживаются в России эскадронные командиры, и с сего времени мои затеи ехать в Польшу исчезли. Я легко, зная себя, видел, что я не только не соберу денег, но и занятых у г-на Буткевича не выплачу. Здесь я ясно видел себя в довольно жалком положении: нажива от эскадрона не могла иначе произойти, как грабя казну, следственно, обнищивая солдата, защиту отечества, моему начальству, моему призрению вверенного; нажива от поселян сопряжена была с ограблением их собственности, то и другое должно было с уничтожением своего доброго имени производить! Боже, какого духа долженствовало быть, чтоб пуститься на таковую гнусность!