Русский быт в воспоминаниях современников

В воскресенье, 25-го, в час пополудни, он уехал на своей буер-яхте со многими из своей свиты в Амстердам. Дул сильный ветер, он лично поднял паруса на фок-мачте и подбежал опять к рулю, так как сам был рулевым: грозила большая опасность, так как буер мог опрокинуться вследствие того, что шверцы, у которых оборвался канат, болтались; а они оставили их так висеть, и все опытные в этом деле, которые встретились с ними дорогою и замечали это, были того мнения, что эти люди находились в большой опасности.

Но они все-таки прибыли благополучно к старому городскому гербергу в Амстердаме. Здесь встретило царя множество людей, которые бесцеремонно смотрели ему прямо в лицо. За это они им и его свитою были «пожалованы в рыцари», как вышеупомянутый Корнелис Мартсен; у многих пошла кровь из рта и носа. Он остановился в старом Геренложементе, где поместилось его великое посольство и еще другие князья его государства.

29-го, в 9 часов вечера, в честь его был сожжен очень дорогой и замечательный фейерверк на Биннец-Амстелле у Колвенирс-Дулена перед мостом, который называется Halvemaansbrug (мост Полумесяца); говорят, что этот фейерверк стоил 10 000 гульденов. Собралось столько народу, что произошла страшная давка. На втором мосту, считая от Дулена, т. е. на мосту у Ресланда, разорвали цепи, на которых держались перила; многие упали в Бурхвал, и некоторые утонули. Через день или два я сам видел, что верхний край крепких железных перил моста Полумесяца от напора народа был выгнут почти на фут.

Он желал еще в тот же вечер уехать в Зандам, несмотря на то, что его отговаривали от этого князья и вельможи его государства, а также бургомистры Амстердама, указывавшие ему на опасность поездки; но ничего не помогло: он торопился в Зандам. По приказанию бургомистров принесли из ратуши ключи, отперли и спустили мост у старого городского герберга, и в 11 часов вечера он выехал с маленькой свитой на своей буер-яхте, а в час по полуночи прибыл благополучно в Зандам.

30-го числа он возвратился со своей свитой и со своим багажом в Амстердам.

Своему хозяину Герриту Кисту он крайне скупо заплатил за квартиру; женщине же, которая занимала заднюю комнату и уступила ее великому князю (а сама пошла жить к своему отцу), он дал за это всего семь гульденов.

Приехав на своем буере в Амстердам, он причалил к Ост-Индской верфи и выгрузил тут же свой багаж.

Директора Ост-Индской компании пригласили его царское величество работать и спокойно жить на их верфи. На этой закрытой площади он был защищен от любопытства народа. Здесь ему представился случай участвовать при сооружении судна в сто футов длиной. Он принялся за дело и выразил желание, чтобы его здесь называли Pieter timmerman van Zaandam (Питер, плотник зандамский).

Один правдивый амстердамский торговец рассказывал мне, что какой-то купец в Амстердаме пожелал видеть великого князя за работой и поэтому обратился к корабельному мастеру верфи с просьбой, чтобы тот допустил его и дал ему возможность удовлетворить его любопытство. Его просьба была исполнена, но чтобы он наверное узнал великого князя, мастер предупредил его, что тот, кому он скажет: «Питер, плотник зандамский, сделай это или то», и есть великий князь. Любопытный купец посетил верфь и видел, как несколько рабочих несли тяжелое бревно; вдруг мастер крикнул: «Питер, плотник зандамский, что же ты не пособишь нести этим людям». Он сейчас же послушался, подбежал к ним, подставил плечо под дерево и понес его вместе с другими плотниками на назначенное место, к великому удивлению зрителя.

Раз провинился его священник; говорят, что он выпил лишнее. В наказание за это великий князь приказал ему отправиться на канатный двор Ост-Индской компании и крутить там канаты. Вследствие этого он стер на руках кожу, что, конечно, причиняло сильную боль такому человеку, руки которого имели нежную кожу и не привыкли к подобной работе. Он показал своему государю свои жалкие руки, горько жаловался на боль и покорнейше просил освободить его от этой причиняющей страдания работы. На это последовал ответ: «Не беда, ступай на работу»; итак, он должен был работать еще несколько дней, несмотря на то, что руки были повреждены.

Один князь и один вельможа его государства говорили с царем, по его мнению, слишком смело; они, как передают, советовали ему и уговаривали его побольше думать о своей славе и репутации. Но он за это так сильно рассердился, что велел обоих заковать в кандалы и посадить их под арест в старый Геренложемент в Амстердаме, решив отрубить им головы; но бургомистры Амстердама объяснили ему, что в нашем государстве этого сделать нельзя. Они приводили разные доводы, стараясь отговорить его от исполнения этого жестокого намерения, и убеждали его освободить вышеупомянутых князя и вельможу. Однако они достигли лишь того, что он повелел одному отправиться в Ост-Индию, а другому, в Суринам, и, говорят, это в самом деле было исполнено. Кажется, у этого государя очень суровый нрав; впрочем, и лицо у него весьма суровое…

_____