Можно полагать, что еще для кого-то из влюбившихся в Эсюн переход к конкретным действиям был также в области ближайшего развития, но их останавливал ряд обстоятельств:
— уважение к монастырскому уставу и чувство долга;
— уверенность, что ничего хорошего из этого не выйдет;
— гуманность, нежелание поставить Эсюн в неловкое положение…
Тот, кто написал записку, перешагнул через все эти обстоятельства — ни одно из них его не остановило. А могло остановить — ведь пока человек под влиянием чувства не полностью потерял контроль над собой, он еще способен овладеть своим чувством. Однако монах безответственно упустил такую возможность. Это тонкий момент. Момент, когда еще можно противопоставить зарождающемуся чувству надежный заслон —
Бывает, что человек незаметно для себя проскакивает через этот момент, и это трагедия.
А бывает, что просто
Монах превратил свои эмоции в необратимый поступок. Эсюн интересовала его как женщина, а не как человек. Он не думал о том, как она воспримет его записку, он мечтал о том, чтобы она восприняла её так, как ему хотелось.
Влюбленный не в силах объективно воспринимать встречное отношение к себе: обычно он впадает в крайность, либо истолковывая любую мелочь в свою пользу, считая её признаком ответного чувства, либо — как свидетельство полного отсутствия взаимности, колеблясь между радостной надеждой и горьким отчаянием.
Возникает естественное желание положить конец этой пытке и как-то объясниться, даже подсознательно понимая, что ни к чему хорошему это не приведет.
Необратимость поступка нужна и для того, чтобы положить конец колебаниям: делать — не делать! Как говорится,
То есть поступок совершался исходя из внутренних причин, где возможная реальная реакция Эсюн оказывалась за пределами картины мира монаха. Если бы он был способен трезво смотреть на вещи, то легко бы заметил по тому, как она разговаривает с ним, как смотрит на него, что уступить его желанию вовсе не было в области ближайшего развития Эсюн. Но влюбленный, или вообразивший себя таковым, как раз-то и не способен трезво смотреть на вещи.
Под давлением страсти он
Он думал, что, получив записку, она будет
— он отвлек её от обучения;
— теперь надо как-то себя вести с ним — не очень понятно, как…;
— что-то надо сделать и с самой запиской;
— скрыть или не скрыть случившееся от группы.
Эсюн оказалась в этическом тупике: обнародовать записку — некрасиво, скрывать же значило являться в некотором роде сообщницей, что ей совершенно не по душе. Вот какой вопрос она решала, о чем автор записки и не подозревал в силу своего эгоцентризма.
Она нашла безупречный этически, но рискованный фактически выход из ситуации, предложив автору записки публично обнять её. Конечно, она рисковала, поскольку, если бы он подошел и обнял, ей пришлось бы покинуть группу.
Но риск был обоснованным. Поскольку автор записки совершенно не ожидал от неё подобной реакции, он растерялся от столкновения с неожиданностью.
Мы не знаем, чем закончился этот эпизод, но скорее всего — его растерянностью, бездействием и полным прекращением каких бы то ни было поползновений. Мужчины, в своем большинстве, в подобных ситуациях гораздо трусливее, чем они сами об этом думают.
Несмотря на то что Эсюн представляется нам положительной героиней, внимательней отнесемся к её предложению. В нем есть некоторый оттенок, который не может не беспокоить.