Русские снега

На окраине Ергушова у дороги лежало рогатое дерево. Оно рухнуло в прошлом году — кто-то подрубил с неведомо какой целью — и служило удобным сидением для тех, кто ожидал тут попутного транспорта. У него обломали ветки, ободрали кору, и вот на голом стволе нынче оказалось выжжено четко — словно с неба упали огненные буквы: «СЛОВА УЛЕТАЮТ, НАПИСАННОЕ ОСТАЁТСЯ». За толстым суком надпись продолжалась после короткого тире: «VERBA VOLANT, SСRIPTA MANENT».

Ваня постоял над этой надписью, размышляя вслух:

— Вэрба волант, скрипта манент… Надо же, какой-то умелец… не поленился выжечь да ещё так красиво… словно печать приложил.

— Разве не ты?

— Я не настолько прилежен…

— Кроме тебя, больше некому.

— Я начертал бы по-гречески.

— Ты разумеешь по-гречески? — ехидно осведомилась она.

— Нет, не сподобился.

— Но у тебя же сорок умов!

— Полагаю, кто-нибудь подсказал бы… Ты же слышишь, вокруг нас всё время какие-то шепоты.

— Не пугай меня, Дементий. Пойдём скорей домой.

А вокруг было очень тихо… и медленно падал снег.

ГЛАВА ВТОРАЯ

1.

Это был странный снегопад: на небосклоне, где быть солнцу, светило размытое пятно. Неужели там, высоко вверху, ясное небо? Откуда же тогда снег? Белая тьма кругом.

И дорога, и лежащее дерево исчезли за снежной пеленой, едва от них удалились на десяток шагов. Просёлок, уходящий в сторону от большака, от деревни Ергушово, едва угадывался под снегом, который толстым слоем покрывал и её, и то, что справа и слева, а придорожные кусты являли собой диковинные фигуры, некоторые из них имели устрашающий вид.

Теперь-то Катя шла, не отставая: боялась потеряться.

— Ты чего, как собачка на поводке? — сказал он ей через плечо. — Иди рядом.

Она ему в ответ:

— Собака всегда бежит впереди хозяина.

— Грубишь, — заметил он и прибавил шагу, пошёл так быстро, что она уже поскуливала жалобно:

— Ну, Дементий, не сердись… Этак я отстану и потеряюсь. А ты за меня в ответе перед Богом и людьми. Слышь, Дементий!

— Иван-царевич, — поправил он и сбавил шаг.

Временами ему казалось, что впереди маячит человеческая фигура, залепленная снегом, или даже две. То и дело неясные голоса долетали, но не понять было, кто говорит и что говорят. Наличие этих путников впереди немного успокаивало: значит, верно угадывает дорогу. Впрочем, голоса слышались и откуда-то сбоку, и даже сверху — снег, что ли, разнимал чей-то разговор на части и разносил по сторонам?

— Где-то рядом попутчики, — сказала Катя насторожённо.

— Это бесы, — пояснил Ваня. — Они всегда в эту пору… у них теперь самый лёт.

— Почему именно теперь?

— Вишь, какая замять! А тут мы с тобой… Их хлебом не корми, дай только поводить людей, чтоб заблудились, потешиться над нами да и погубить.

— Ой, да ну тебя! Чего пугаешь!

— Мчатся бесы, вьются бесы, невидимкою луна…

— У нас даже луны нет.

В полном безмолвии падали и падали снежинки, каждая величиной с головку одуванчика. Снег был настолько невесом, что поднимался даже от того движения воздуха, которое производили шагающие ноги двоих путников — поднимался, будто пух, и, клубясь, растекался по сторонам. Невесомость снега внушала обманчивое впечатление, будто всё лишилось своего веса — и земля под ногами, и ты сам. Позади оставались не следы, а борозда, как за плугом, но и она быстро закрывалась.

Странный снег, очень странный.

Ветер, если он возникал, был и не ветер даже, а лёгкое веяние, которое время от времени устраивало кутерьму вокруг, отчего окружающий мир уменьшался настолько, что становилось даже тесно. Впечатление такое, будто оно заключены в огромное яйцо, в пустую его скорлупу, наполненную рассеянным светом извне — этот свет сгустками, хлопьями падал и поднимался, кружил так и этак…

2.

— Царевич, а что это у меня в ушах тиндиликает? — озаботилась Катя и потерла свободной рукой одно ухо, потом другое.

«Тиндиликало» и у него, сначала слабенько, но вот всё явственнее. Звук этот раздавался в ушах, приплывая откуда-то и потом опять уплывая.

— Ой! — вдруг вскрикнула она. — Смотри-ка, кто это?

У ног её в снегу крутился пушистый зверёк… это был котёнок! Самый что ни на есть домашний котёнок со смышлёной мордочкой и будто одетый в рыжую шубку и черные чулочки. Катя присела и погладила его.

— Откуда ты взялся? Заблудился, бедненький… Ну, иди ко мне.

А он выскользнул из её рук, подбежал к Ване, потёрся об его ноги, явно обрадованный тем, что встретил людей в этой снежной кутерьме. Но едва тот нагнулся, чтобы взять его на руки, котёнок, выгнув спинку, отпрыгнул в сторону, сердито фыркнул и тотчас пропал в снегопаде.

— Ну, Дементий! Зачем отпустил? Он же погибнет!

— Царевич, — опять поправил он и напомнил. — У меня сорок умов. И вот что я тебе скажу: этот зверёныш не из тех котят, которые могут заблудиться. Он тут вовсе не страдалец, а злоумышленник, и встретился нам тут не зря.

— А зачем?

— Думаю, его к нам подослали…

— Кто?

— А вот эти, — он неопределённо повёл рукой вокруг. — Он тут при деле, исполняет чью-то волю. Агент влияния.

— Ой, да ну тебя!

— Это превращенец какой-то, а вовсе не котёнок. Точно говорю!