Русская жизнь. Захолустье (ноябрь 2007)

- Номер второй. Симон де Боннекруа, родился в 1972 году в Остенде, Бельгия, живет и работает в Париже и Сингапуре, волосы каштановые, глаза зеленые, рост 184, вес 73, телосложение сухощавое, гимнастическое, объем… размер… Живопись и скульптура Симона де Боннекруа анализирует ценностную шкалу общества потребления. Балансируя на грани ироничного восхищения эстетикой яппи и пафосного обличения современности, Боннекруа создает многослойные сатирические нарративы, превращающиеся в гениальный апокалипсический комментарий современного социума. Смешивая эстетику арт-брют со стилем рекламных брошюр, он меняет иерархию живописной софистики, доводя ее до самоотрицания, превращающего эстетизированную живописность в пропаганду мультяшных форм обыденной глянцевой красоты…

Симон, одетый в одни черные рабочие штаны, грациозно балансировал на подиуме конвейера, как на грани ироничного восхищения с пафосным обличением, показывая залу свое поджарое тело, а за ним двигались его произведения - наклеенные на холсты с изображением пальм, моря и песка макеты современных гостиниц, обнажающих внутренние неприглядные гостиничные тайны. Симон присоединился к Агнес.

- Номер третий. Родился, рост, волосы, цвет… соединив в себе влияния абстрактного искусства и графики ар деко, произведения завораживают обманчивым колебанием между эфемерностью и определенностью… Номер двадцать восьмой… цвет, рост, размер… слоганы, нервно набросанные на коллажи стрит-арта из пульверизатора, превращают гневное обличение в стройную созерцательность, созвучную религиозным мантрам… цвет, рост, размер… использует средства, отражающие борьбу черного континента с вожделением Запада, символизируемого блестками, рассыпанными по произведениям… цвет, рост, размер… эффект зловещести, сближающий в работах глубоко личные переживания автора с общей тревогой культуры постиндустриального общества… цвет, рост, размер…

Так все шестьдесят девять. Понимая, что публика устает от обилия впечатлений, художники старались, как могли. Один пуэрториканец, создавший инсталляцию Fuck Your Order из газетных вырезок с политическими новостями, художественно заляпанными спермой, даже сделал стойку на голове. Его, правда, сочли вторичным. Наибольшим успехом пользовалась пара корейцев, выехавших под одним номером, стоя на плечах один у другого, с серией одинаково окрашенных белым полотен с черной точкой, поставленной каждый раз в новом месте; камбоджиец, родившийся в Пномпене, с огромными изображениями Будд, составленных из кукольных трупов, раскрашенных подтеками настоящей крови; и изящная кенийка, представившая огромные влагалища дивной красоты, сплетенные из засушенных тропических цветов, плодов и фруктов. Кенийка, правда, была лондонская, камбоджиец ни в каком Пномпене не родился, а папа его был вообще состоятельный француз, корейцы же давно проживали в Сан-Франциско. Впрочем, это все несущественные детали. И когда на подиуме появился последний художник, китаец Ханг Ху Янг, совершенно голый, со своими красными бумажными тиграми фаллической формы с лицами Мао, «обнажающими беззащитность коммунистической мужественности», как комментировал их директор Академии, зал разразился дружными рукоплесканиями.

Усталая, но довольная, публика расходилась. Художники были выведены в вестибюль по другой лестнице и там дожидались своих новых хозяев, сажавших их в ягуары и мерседесы, чтоб увезти к новой жизни. Китаец достался московской галеристке, единственной пришедшей на Daatchia в розовом и в бриллиантах; этим она вызвала всеобщий к себе интерес. Галеристка бережно кутала свое приобретение в норковое манто, и красный альфа-ромео уносил Ханг Ху Янга прямо в аэропорт, к неведомому, а Темза светилась светом неизъяснимым, и шел мелкий, зябкий дождь за окнами машины, и вдали, в прозрачном сумраке маячил силуэт Tate Modern с горящими яркими огнями окнами ресторана на верхнем этаже, где шел банкет по случаю очередного открытия, и рядом бился на ветру огромный кумачово-красный плакат с надписью «Выбор Эрика Даатчи», анонсирующий грядущую выставку.

Максим Семеляк Последний грош души

Группа «Ленинград» выпускает новый альбом «Аврора»

Шнуров долго не мог придумать название.

Первоначально в заглавии стояло слово «Кадриль», потом возник диковатый каламбур «Лю.це.хер». Утвердив в чистовом варианте «Аврору», Шнуров не только пробил балтийскую тему (с которой на пластинке увязаны общественно-политические частушки «Яблочко»), но и в некотором смысле развязал руки рецензенту - коль скоро альбом удостоился такого названия, то и описывать его хочется ровно так, как это было когда-то заведено в одноименном питерском журнале. В подобных случаях там просто размеренно описывали песню за песней - признаться, мне до сих пор иногда кажется, что это лучший способ ведения музыкального разговора.