Однажды на “Радио России” я разговорилась с сотрудницей, которая использовала столько эвфемизмов, будто бы нас могли прослушивать: “он” (многозначительно, глядя вверх, словно речь о Боге) — Путин, “человек, которого с нами больше нет” — Немцов, “дикие” — чеченцы, “те, которые все решают” — ФСБ, “человек в сером” — сотрудник ФСБ, “человек с оттопыренным пиджаком” (сопровождалось небольшой пантомимой) — сотрудник службы безопасности. Это было бы смешно, если бы не было так грустно.
Кремль уже подчинил себе информационное пространство, развалил оппозиционное движение, встроил общественные организации в провластную вертикаль, выкорчевал свободомыслие в культурной сфере. Кажется, дальше некуда. Но машина приведена в движение и остановиться не может. Так что настала очередь активных граждан и простых любителей поговорить о политике. Показательные процессы над пользователями, разместившими в социальных сетях призывы к митингам и протестам или заметки об аннексии Крыма и богатстве чиновников, могут напугать любого. Тем более что десятки человек уже осуждены за перепосты по “экстремистской статье”.
Когда уезжают самые активные, самые смелые и самые неравнодушные, свободомыслие вымывается из страны как кальций из организма. Остается только молчаливая пресность и хрупкость. “Если они уехали, то что уж нам остается?” — думают остальные. И молчат.
Люди, которые этого боятся, вовсе не параноики. Сейчас есть много разрозненных списков, от базы отдела “Э” до интернет-рейтингов “врагов народа”. Все идет к тому, что будет создан один большой список, попавшие в который будут в полном смысле поражены в правах. Всех несогласных и недовольных пересчитают, взвесят и найдут легкими. Если раньше личные дела пылились на полках и, чтобы прочитать их, нужно было с этой полки достать, то компьютерные технологии позволяют взять общество под такой контроль, какой описывался авторами антиутопий ХХ века. В Китае уже опробована система социального кредита, присваивающая каждому гражданину рейтинг: баллы начисляются за “хорошее поведение” (своевременное погашение кредита, к примеру), а вычитаются за “плохое”, низкий рейтинг грозит запретом на работу в госучреждениях, отказом в социальном обеспечении, обучении в вузах, строгим досмотром на таможне и прочим. Российская власть потихоньку перенимает китайский опыт. Почему нет? В конце концов, информационные технологии и борьба с инакомыслием — единственное, в чем она преуспела.
Так и затягивается петля молчания, которое начинается в публичном пространстве, но быстро воцаряется повсюду. Критиковать власть сначала перестают политики, затем журналисты, следом публичные деятели, дальше — все остальные. Сначала люди сто раз думают, прежде чем сделать запись в facebook, затем начинают думать, прежде чем открыть рот, а в конце концов не хотят уже и думать об этом, просто гонят подальше “опасные” мысли. Так и живут с зашитым ртом и сердцем, раздавленным кирзовым сапогом власти. Они боятся действовать, боятся говорить, боятся думать. Но как их за это осуждать?
https://www.svoboda.org/a/29243411.html
Анна Наринская:”Я считаю, что единственная наша возможность победить эту апатию и выученную беспомощность — составить текст, подобный «Хартии-77», текст, переносящий ее цель в наше сегодня. В чем была ее главная задача? Не в том, чтоб составить список «чего приличный человек не должен делать» (это — следствие), а в структурировании общего несогласия с властью, описании пунктов, в которых, по нашему консолидированному мнению, — эта власть вредна. И в оглашении этого нашего согласного несогласия.
Когда Алексея Малобродского приковали наручниками к больничной койке и чувство отвращения к себе из-за собственной беспомощности достигло почти предела, я написала в фейсбуке пост о возможности для нас — тех, для кого неприемлемо то, что происходит в нашей стране с правами человека, — заключить нечто вроде «Хартии-77». Это обращение-договор чехословацкой интеллигенции (вернее — в основном интеллигенции), толчком к появлению которого послужил арест членов рок-группы The Plastic People of Universe (и здесь могла бы быть рифма с делом «Седьмой студии»). Оно структурировало и «раскладывало по полочкам» их претензии к правительству, а также делегировало право говорить от имени оппозиции Вацлаву Гавелу, Яну Паточке и Иржи Гаеку. «Хартию-77» подписали двести сорок два человека, среди которых были не только известные ученые, писатели и журналисты, а еще священники и, например, электрики.