Русская жизнь-цитаты-декабрь 2019

У советских была особая гордость, у российских — особые права

У советских была особая гордость, у российских — особые права. Не надо про это забывать.Итак, открываем 2 главу Конституции, «Права и свободы человека и гражданина», читаем. Ну, например, вот: «Все равны перед законом и судом». Верно? Почти. Нужно маленькое уточнение: «Все, кто не состоит на госслужбе, не является родственником госслужащего, не имеет отношения к МВД и, тем более, ФСБ, равны перед законом и судом, и тем хуже для них».И сразу ясность, сразу спокойствие. Читаем дальше: «Каждый имеет право на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну, защиту своей чести и доброго имени». Тоже как-то скользко. Лучше так: «Каждый, кто не лезет в политику, не занимается так называемыми “антикоррупционными расследованиями” и вообще ведет себя тихо, имеет право на неприкосновенность частной жизни. Про остальных телекомпания НТВ рано или поздно снимет документальные фильмы».

Средние цифры расходов россиян на

еду - 5,5 тысячи рублей в месяц. Это всего 180 рублей в день.

Документальный фильм Анны Немзер «Война

и мирные».От автора: Последние полтора месяца я делала фильм, о котором мечтала двадцать пять лет. Я была подростком, когда в 1994 году началась первая война в Чечне, и я как тогда не могла переварить эту новость, так и сейчас не могу. Про эти войны можно снять кучу фильмов. (Заметим, что снято при этом очень немного). Можно говорить о том, какая это была роковая ошибка и как она перевернула российскую политику. Можно о многочисленных открытых вопросах – о подоплеках, подлинных кукловодах. Это будет такое масштабное расследование, возможное в 'прекрасной России будущего'. Можно говорить об армии. Но мне было важно поговорить с чеченцами, с мирными жителями. Война много чего с ними сделала. И это не только очевидные последствия – потери близких и физические травмы. Это и посттравматический синдром, не миновавший ни одного из них. И чудовищная ксенофобия во всей России за пределами Чечни (помните такое - 'чеченская статья'?). И то, как им страшно сейчас говорить о войне, о которой они вообще-то помнят каждый день. Потому что большой России об этом помнить совсем не нужно. Кажется, за последние полтора месяца я раз пятьсот сказала «мне страшно». Я не могу посчитать, сколько отказов от интервью я получила перед поездкой в Чечню. И если люди, живущие за границей, все-таки иногда соглашались со мной поговорить, то в Грозном был просто моментальный отказ — за единичными исключениями. Был выбор: либо делать фильм без Чечни, что очень странно, либо идти официальным путем и просить разрешения. Я сознательно выбрала второй вариант. И из этого официального разрешения выросло одно из интервью. И мне по-прежнему очень страшно. И так круто, что я побывала в Чечне. И что мы с ребятами смогли снять этот фильм.

у тебя международная компания, в

которой есть деньги российские от госструктур. Это создает еще один уровень осложнения. Когда ты пытаешься развиваться, потому что... Ну, наше государство ассоциируется в мире с непредсказуемостью. Поэтому, если есть какой-то рычаг контроля у структуры, которая не понятно, как себя поведет, это дополнительный риск, который несут все инвесторы. Ребята уезжают, потому что понимают, ну, что здесь им не будут мешать. Не будут мешать становиться тем, чем они хотят стать. Не будут мешать делать те вещи, в которые они верят. Или будут меньше мешать. Да? И это очень…это очень грустно. - Грустно, что они из России уезжают? - Да, да, да, конечно. Уезжают из России и в Америку, и в другие страны. Вообще, мир это сейчас настолько самобалансирующаяся система. Вот создаешь напряжение – мгновенно люди реагируют. Настолько глобализированное общество, настолько у тебя нет границ, которые были раньше. Вот просто берешь и переезжаешь. Вот народ и переезжает»

В России хорошее почти всегда

приходило через черный вход, а не стучалось в парадные двери, как почтальон. Но прогресс был, он шел с опережающим развитием конституционной идеи, хотя чисто внешне были длительные периоды, когда не наблюдалось совсем никакого прогресса, а наблюдался регресс. Затем происходил скачок, мы сразу выскакивали на 150 лет, а потом оказывалось, что эти 150 лет были забеганием вперед, и мы опять падали, но никогда до прежнего уровня. Думаю, так будет и дальше. Сейчас идет накопление новых конституционных идей, пока — в маргинальных кружках «раннехристианских оппозиционеров». И до определенного момента эти идеи будут совершенно бесполезны. Но затем — новый конституционный скачок.

Какой же идиот. Ему даже